Сталин снова сказал, что он так и не понимает, в чем заключается проблема голосования. Позднее Стеттиниус напишет, что совершенно исключено, чтобы Сталина подробно не информировали по этому вопросу, что фактически он детально его изучил, но просто до сих пор не знал, какое ему принять решение. Сейчас Сталин упомянул о Лиге Наций 1939 года, когда по настоянию Англии и Франции, настроивших мировую общественность против Советского Союза, СССР был исключен из этой организации.
Рузвельт, который уже понял, что продолжение этой темы заведет в тупик, предложил закрыть ее обсуждение. Последнее слово было за ним: нет и не может быть никаких средств избежать споров на Ассамблее, полноценное и дружеское обсуждение в Совете Безопасности послужит демонстрацией доверия великих держав друг к другу.
Затем был объявлен короткий перерыв. Когда сессия возобновилась, президент предложил в предварительном порядке рассмотреть вопрос о Польше, как договорились об этом накануне. После этого началась самая ожесточенная дискуссия в повестке Ялтинской конференции – обсуждение будущего Польши.
Сталин разорвал дипломатические отношения с лондонским правительством Польши в изгнании из-за требования этого правительства провести расследование массовых убийств в Катыни. Теперь Советский Союз признал де-факто новое так называемое люблинское или варшавское правительство, которое, как и Польский комитет национального освобождения, взял на себя функцию управления страной. США и Британия продолжали признавать лондонское правительство в изгнании.
Вмешался Рузвельт, начавший обсуждение двух идей, с которыми Сталин не соглашался. Он сказал, что по восточной границе Польши есть предварительная договоренность – установить ее по «линии Керзона», что в целом поддерживается американским народом, о чем Рузвельт уже говорил в Тегеране. Теперь же он предложил, чтобы Сталин изменил линию границы и передал Польше Львов и нефтеносные районы к северо-западу от Львова. Он смягчил эту просьбу, отметив, что не намеревается делать конкретное заявление, но рассчитывает на дружественный жест маршала Сталина. Сталин не успел на это ответить, как Рузвельт изложил вторую идею, утверждая, что общественное мнение в Соединенных Штатах против признания законности люблинского правительства на том основании, что оно представляет малую часть польского народа, который хочет иметь правительство национального единства, и если он его получит, то на многие годы вперед народ будет признателен за это Советскому Союзу. Сталин сказал, что Польше следует установить дружественные отношения не только с Советским Союзом, но и с другими союзниками.
Рузвельт заявил, что в разрешении польского вопроса заинтересованы все; он не знает никого из членов какого-либо польского правительства, но встречался со Станиславом Миколайчиком (лидером Польской крестьянской партии, бывшим главой лондонского правительства в изгнании), который произвел на него впечатление искреннего и честного человека.
Следующим выступил Черчилль, который сказал, что «линия Керзона» – не силовое, а правовое решение вопроса. Излагая эту, по его мнению, примиряющую всех идею, он все же бросил вызов Сталину: Черчилль хотел видеть поляков хозяевами в собственном доме, чтобы они устраивали свою жизнь, как того желают, подчеркнув, что это является искренним желанием британского правительства. Нельзя забывать, сказал он, что Великобритания вступила в войну с нацистами для защиты Польши, не имея в этой стране никаких материальных интересов. Черчилль подчеркнул, что забота о будущем Польши – для Британии дело чести.
После этого предупреждения Сталину не посягать на свободу польского народа Сталин предложил объявить десятиминутный перерыв: ему надо было собраться с мыслями.
После окончания перерыва Сталин был явно разозлен. Он встал с кресла и, продолжая стоять, заговорил тихим и спокойным голосом, словно выстраивал аргументы:
– Как только что заявил господин Черчилль, вопрос о Польше для британского правительства является делом чести… А для русских это вопрос и чести, и безопасности. Это вопрос чести, потому что у России в прошлом было много грехов перед Польшей, и она хотела бы их загладить. Это вопрос стратегической безопасности… потому что на протяжении всей истории Польша служила коридором для нападения на Россию… За последние тридцать лет Германия дважды воспользовалась этим коридором… Польша была слабой. Россия хочет видеть Польшу сильным, независимым и демократическим государством. Это не только вопрос чести для России, это вопрос жизни и смерти.
Продолжая стоять, Сталин коснулся также проблемы границы: