К июню 1933 года идея признания Советского Союза стала повсеместной. В частности, восстановление дипломатических отношений с Россией поддержали Торговая палата США, декан Гарвардской школы бизнеса, а также Ассоциация внешней политики. Многие ведущие американские издательства также выступали за данную идею. Рой Говард, председатель правления американского газетного объединения «Скриппс Говард ньюспейперс», дал следующий комментарий: «Я думаю, что угроза большевизма в Соединенных Штатах приблизительно настолько же велика, как и угроза солнечного удара в Гренландии или обморожения в Сахаре»[315]
.По причине того, что большинство сотрудников Госдепартамента были настроены против данной идеи, Рузвельт просто игнорировал их мнение, и в августе 1933 года он назначил Генри Моргентау, своего соратника и друга, которому он собирался доверить пост главы министерства финансов, ответственным за осуществление первого шага: обеспечение торговли между двумя странами. Как-то во время обеда с Рузвельтом Моргентау обозначил проблемы, с которыми ему пришлось столкнуться и которые были вызваны, с одной стороны, отсутствием соответствующих полномочий у представителей России, с которыми он вел переговоры, а с другой стороны, наличием барьеров, созданных Реконструктивной финансовой корпорацией, которые требовалось преодолеть для финансирования кредитов для России. Если ему удастся прийти к соглашению, как озабоченно заметил Моргентау президенту, он будет героем, однако если он не сможет этого сделать, ему придется покинуть Вашингтон. Рузвельт ответил: «Ну, конечно же, вы знаете, что я поддерживаю вас в этих переговорах, и если вам придется покинуть Вашингтон, я оставлю свой пост вместе с вами»[316]
.Тем не менее, понимая, что меры, предпринятые Моргентау, не сработали (а к этому времени, несомненно, сотрудники Госдепартамента были осведомлены о том, что переговоры, хоть и предварительные, были начаты), Рузвельт обратился за помощью к русским. Совместно с Хэллом он направил письмо Михаилу Калинину, президенту[317]
и номинальному руководителю Советского Союза, с просьбой отправить своего представителя в Вашингтон для принятия мер по налаживанию дипломатических отношений между двумя странами. Когда письмо было получено в Советском Союзе, это стало долгожданным и весьма желательным известием. Советское радио, политический инструмент советского правительства, которое было доступно в каждом доме, активно транслировало эту новость. Радиопередачи в Советском Союзе обладали огромным влиянием; в каждом доме, каким бы скромным он ни был, имелось радио, причем только с одним каналом – правительственным. (Советские радиоприемники отличались от западных: у них отсутствовала возможность выбора режима, и радио могло быть либо включенным, либо выключенным. Радио было идеальным средством, которое тоталитарное правительство использовало в целях просвещения населения.)Россияне по всей стране были в восторге от письма Рузвельта: по этому поводу наблюдался всеобщий энтузиазм. Для советских граждан это означало, как если бы, наконец, Советский Союз реализовал свои цели. Это ощущали даже самые рядовые граждане. Чарльз Тайер, выпускник Вест-Пойнт
а, который проходил обучение в Москве и планировал стать сотрудником дипломатической службы, вспоминал, как «однажды ночью в отеле был разбужен ночным портье, который с трогательным волнением сообщил мне, что по радио только что объявили о том, что Рузвельт написал письмо Калинину, намекая на возможность восстановления отношений»[318].Уже через несколько недель Максим Литвинов, нарком иностранных дел (министр) Советского Союза, находился на судне, направляющемся к берегам США. Рузвельт, не желая связываться в этом вопросе с Госдепартаментом, решил лично вступить в переговоры и пригласить Литвинова в Белый дом для частных бесед. В течение нескольких дней они решали сложные вопросы свободы вероисповедания американцев в Советском Союзе, которую Россия не желает им предоставлять, а также вопросы выплат американцам их сбережений в России, захваченных большевистским правительством после революции. Ими была достигнута договоренность о размере долга, образовавшегося у России до становления советской власти, который должен быть погашен. Дипломатические отношения между двумя странами были восстановлены 16 ноября 1933 года.
На следующий день на заседании правительства Рузвельт с гордостью рассказывал, каким убедительным он был с Литвиновым, в частности, в вопросе вероисповедания. После того как Литвинов заявил, что американским гражданам была предоставлена свобода вероисповедания в России, в которой они нуждались, и никого не преследовали за посещение церкви, он был совершенно обескуражен следующим заявлением: