Сталин и Великая Отечественная война

По данным только советской военной разведки, таких «дат» нападения — как с указанием непосредственно числа, так и просто времени, но не более чем месяца или, даже, времени года — набралось примерно полтора десятка! Причем даже тогда, когда уже командующим группировок вторжения официально было передано распоряжение Гитлера о начале нападения 22 июня 1941 г., а Сталин, к слову сказать, знал об этом уже с 12 июня, разведка все равно «плавала» в абсолютно точном определении даты нападения. По-прежнему и даже от особо доверенной агентуры шли сообщения с двумя датами — например, нападение ожидается 22— 25 июня, или 22-23 июня. Абсолютно аналогичная ситуация складывалась и с информацией, поступавшей от внешней разведки НКГБ СССР, — там тоже абсолютной ясности с датами не было, так как их набралось также примерно полтора десятка. Аналогичная ситуация была и с информацией от советских дипломатических представительств за рубежом.

Естественно, что в подобной ситуации, когда докладывается очередная информация подобного типа, любой руководитель уровня Сталина просто-таки обяан отнестись не столько с определенным недоверием к ее содержанию, сколько потребовать от разведки еще и еще раз все проверить и перепроверить. Иначе было нельзя. Война ведь не шутка.

Тем не менее, под 50-летие нашей Великой Победы появилась более чем странная, если не сказать покрепче, с применением знаменитого «загиба» Петра Великого, байка о том, что-де на одной из информации разведки о готовящемся нападении Германии на СССР Сталин, видите ли, накатал матерную резолюцию. Речь идет о якобы начертанной Сталиным матерной резолюции на совершенно секретной записке № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В.Н. Меркулова с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР с указанием объектов бомбардировок и о назначении начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории

[46].

Между тем покойный предвоенный начальник разведки Лубянки П.М. Фитин еще при жизни описывал это же событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений». Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал

[47], а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика

[48], которым можно верить. Ясно?» Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, все уточните, еще раз перепроверьте эти сведения и доложите мне»». В чем из вышеприведенного со слов непосредственного предвоенного начальника разведки Лубянки П.М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намека на матерную резолюцию Сталина?! Нет даже иллюзорной тени намека на какую-либо тень намека!

Абсолютно идентично этот же случай описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 (ее), опубликованных на с. 232-233 превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995). Но ничего подобного даже нет и там! Это издание ценно тем, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», то есть высокими профессионалами именно в архивном деле. Во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина. В-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ.

Если бы матерная резолюция действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков истории российской внешней разведки» (3 т.). Ведь он-то выходил из печати в 1997 г., когда также никто и ничто не мешали публиковать что-либо очерняющее Сталина. Но и в этом солидном издании под редакцией академика Е.М. Примакова также нет даже тени намека на какую-либо матерную резолюцию.