Сталин и заговор генералов

«Адмирал» Е. Беренс (1876—1928) был немцем по национальности и германофилом по убеждениям¹. Таким образом, в конце сентября 1923 г. он был направлен Троцким в Берлин для встречи с А. Гучковым. С последним посланец Председателя РВС СССР был в весьма доверительных отношениях в период работы во Временном правительстве. Гучков рассказал Гессену о своей встрече с Беренсом. Правда, много позже. В своей записной книжке Гессен записал 30 ноября 1923 г.: «Гучков сам рассказывал мне, что к нему приезжал один из его наиболее видных и ответственных сотрудников по военному министерству (Временного правительства) для переговоров о возвращении на Родину. Вслед за этим пришлось видеть письмо Троцкого к упомянутому сановнику, письмо, в котором Троцкий предлагал ему вернуться в Россию, оборвав переговоры с эмиграцией»².

Однако «адмирал» вел речь не только о возвращении А. Гучкова в Россию. Е. Беренс вел переговоры с бывшим военным министром Временного правительства как с руководителем так называемого «кружка Гучкова». Так условно именовалась группа военно-политических экспертов из числа российских эмигрантов с весьма разветвленной агентурой и личными связями в европейских военно-политических кругах. Речь шла о возможности беспрепятственного прохода частей Красной Армии через территорию Польши³. Однако активизация Антанты, эмигрантских военных формирований на западных границах СССР, возможное их выступление на Дальнем Востоке,, провал советско-польских переговоров по Германии и неудача «немецкого

Октября» сделали эти контакты с одним из лидеров эмиграции бесполезными.

Троцкий отправил Беренсу шифровку, в которой предлагал представить эти переговоры как частную инициативу самого Беренса¹. Примечательно, что советский посланец показал Гучкову текст этой шифровки, как о том свидетельствует Гессен. Это указывает на весьма доверительное общение старых соратников. Надо полагать, Гучков был любопытен, а Беренс — откровенен. Информацией по военным и военно-политическим вопросам внутри СССР Беренс, очевидно, обладал обширной и вполне достоверной. Возможно, именно после этой встречи Гучков в письме Врангелю от 28 октября 1923 г. советовал сместить доминанту политической борьбы в СССР. Он предлагал перейти к активной деятельности в России, где «возможности для революционной работы... и, в частности, для организации террора имеются налицо». Он был убежден, что «власть большевиков над Россией держится маленькой бандой кремлевских владык», а «сама власть окружена таким морем ненависти», что при первых же «серьезных трещинах в фундаменте кремлевской стены общая картина может быстро измениться — рухнет престиж, распадется дисциплина, исчезнет покорность»^{596 597}. Именно такую обстановку в СССР Гучков обрисовал и в своем выступлении 29 февраля 1924 г. В конце ноября 1923 г. А. Гучков рассказал И. Гессену о своей встрече с Е. Беренсом. К 16 февраля 1924 г, он сообщил ему некоторые подробности о политической позиции М. Тухачевского, Учитывая все вышесказанное о «миссии Е. Беренса», можно полагать, что слухи о возможном «военном перевороте Тухачевского», об отказе Тухачевского покинуть должность командующего Западным фронтом возникли до отъезда Беренса в Берлин, до последней декады сентября 1923 г.

Политическая ситуация в СССР находилась в состоянии выбора. В русском зарубежье возник вопрос о властных перспективах в России после смерти Ленина. «Красный Бонапарт-Тухачевский» воспринимался как один из вариантов. Не было смысла скрывать имевшуюся информацию. В ближайшие дни Гучков все равно должен был поведать об этом достаточно широкому кругу политиков русского зарубежья на заседании Русского национального комитета.