Читаем Сталин и заговор генералов полностью

«...По-видимому, он был лишен каких бы то ни было принципов, — обращал внимание уже упоминавшийся Л. Сабанеев, — тут в нем было нечто от «достоевщины», скорее от «став-рогишцины». Он, видимо, готовился в сверхчеловеки»232. Именно воплощенного героя «Бесов», так сказать, «выродившегося Андрея Болконского» угадывали в Тухачевском некоторые представители русской эмигрантской интеллигенции. Известный писатель русской послереволюционной эмиграции Р. Гуль, лично знавший М. Тухачевского и посвятивший последнему специальный развернутый очерк (изданный в Берлине в 1932 г.), анализируя личность советского маршала, пришел к выводу: «В русской литературе есть утверждение, что в «Бесах» Достоевский писал образ Ставрогина с Михаила Бакунина; Бакунин, конечно, не Ставрогин, но Ставрогин, конечно, Михаил Тухачевский...»233. Я позволю себе задержать внимание на «образе Ставрогина». Он, как мне представляется, «по-книжному» определял базисные ментальные установки и ориентиры Тухачевского.

Поясняя образ Н. Ставрогина, сам Ф. Достоевский указывал, что «Николай Ставрогин ■— тоже мрачное лицо, тоже злодей. Но мне кажется, что это — лицо трагическое... По моему мнению, это и русское, и типическое лицо... Это целый социальный тип, в моем убеждении, наш тип, русский... Это человек, не верующий вере наших верующих и требующий веры полной совершенно иначе»'1. По словам одного из героев «Бесов» Кириллова, «Ставрогин, если верует, то не верует, что он верует. Если же не верует, то не верует, что он не верует»1. Люди, подобные Н. Ставрогину, как правило, «любят повелевать другими... Это вовсе не обязательно связано со стремлением к политической власти... Но им непременно нужно, чтобы на них смотрели снизу вверх...»234 235.

«Ставрогин привык первенствовать среди собутыльников, привык, что на него с обожанием смотрят женщины», — отметил один из исследователей творчества Ф. Достоевского236. «Все ждут от него чего-то необыкновенного и великого»237 238 239, — дополняет Н. Бердяев. «Николай Ставрогин — прежде всего аристократ, аристократ духа и русский барин»0, — считает русский мыслитель. Для П. Верховенского Н. Ставрогин — «кумир», объект «культа» и «политических надежд». Позволю себе процитировать то место из «Бесов», которое приводило Тухачевского в восторг.

«Я люблю красоту, — с вдохновением признавался П. Верховенский Н. Ставрогину. — Я нигилист, но люблю красоту. Разве нигилисты красоту не любят? Они только идолов не любят, ну а я люблю идола! Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете. И вас все ненавидят, вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертвовать жизнью, и своею, и чужою»8. Он выводит емко выраженную «формулу Ставрогина»: «Аристократ, когда он идет в демократии), обаятелен».

«Барство Ставрогина всех прельщает — аристократ в демократии обаятелен, — и никто не может ему простить его барства, — весьма проникновенно полагает Н. Бердяев. — Барство — метафизическое свойство Ставрогина, оно ноуменально в нем. Его трагическая судьба связана с тем, что он обреченный барин и аристократ. Барин и аристократ обаятелен, когда идет в демократию, но он ничего не может с ней сделать... Только барин и аристократ мог бы быть Иваном Царевичем и поднять за собой народ. Но он никогда этого не сделает, не захочет этого сделать и не будет иметь силы этого сделать»1.

Все вышесказанное можно было бы употребить лишь в качестве литературного сопоставления, если бы, по свидетельству близких к Тухачевскому людей, он в плену не проявил столь пылкого увлечения как раз романом Достоевского «Бесы», в особенности теми его разделами, которые и вывели вышецитиро-ванную «формулу Ставрогина» — «аристократ в демократии обаятелен». Она очень нравилась молодому гвардии подпоручику. Эта формула весьма хорошо укладывается в ранее приводившиеся свидетельства о высокомерии, надменности Тухачевского, его подчеркнутом аристократизме, барственности, презрении к окружающим и пр. Приведенные выше свидетельства и размышления дают достаточно оснований для того, чтобы не исключать в мотивах поведения Тухачевского присутствие и влияние своеобразного «ставрогинского архетипа». Мнение Бердяева о Ставрогине, что «его трагическая судьба связана с тем, что он обреченный барин и аристократ», что «барин и аристократ обаятелен, когда он идет в демократию, но он ничего не может с ней сделать», будто бы заведомо угадывает психокультурную сущность Тухачевского и в значительной мере предопределяет его политическую судьбу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
10 мифов о России
10 мифов о России

Сто лет назад была на белом свете такая страна, Российская империя. Страна, о которой мы знаем очень мало, а то, что знаем, — по большей части неверно. Долгие годы подлинная история России намеренно искажалась и очернялась. Нам рассказывали мифы о «страшном третьем отделении» и «огромной неповоротливой бюрократии», о «забитом русском мужике», который каким-то образом умудрялся «кормить Европу», не отрываясь от «беспробудного русского пьянства», о «вековом русском рабстве», «русском воровстве» и «русской лени», о страшной «тюрьме народов», в которой если и было что-то хорошее, то исключительно «вопреки»...Лучшее оружие против мифов — правда. И в этой книге читатель найдет правду о великой стране своих предков — Российской империи.

Александр Азизович Музафаров

Публицистика / История / Образование и наука / Документальное