Обсудили вопрос о преимуществах, которыми пользуется любое тоталитарное правительство благодаря возможности игнорировать общественное мнение в своей стране. Литвинов по своей инициативе высказал мысль о том, что внутри тоталитарного государства ничего нельзя сделать, чтобы изменить его. Он сказал, что итальянский и немецкий народы не подняли восстание, когда перед ними встала перспектива самого ужасного наказания. В 1792 году французский народ смог взять штурмом арсеналы, захватить мушкеты и совершить революцию, но сегодня народу понадобилась бы артиллерия, танки, радиостанции, печатные машины, а все это крепко держится в руках любым тоталитарным государством. Вот почему, например, было бы крайне трудно отстранить от власти Франко. Даже для дворцовой революции понадобилась бы поддержка армии и полиции.
Возвращаясь к теме атомной бомбы, Хоттелетт поинтересовался, что думает собеседник о возможности неиспользования атомной бомбы в случае новой войны в свете того, что отравляющие вещества были поставлены вне закона и не использовались во время Второй мировой войны. Литвинов сказал, что это зависит от позиции тех, кто владеет атомной бомбой. Если одна сторона будет думать, что она добьется быстрой победы путем использования атомных бомб, тогда соблазн будет слишком велик. Если силы сторон будут равны, и если одна из них почувствует, что ее огромная территория, людские и другие ресурсы, разбросанность промышленности дают ей определенные преимущества, то она не будет слишком долго воздерживаться от ее применения. Это было бы особенно реальным в тех случаях, когда общественное мнение не имеет силы, когда государственному руководству удалось бы полностью подчинить себе сознание людей.
Хоттелетт спросил, почему теперешние руководители, которые, в конце концов, являются проницательными и способными людьми, цепляются за явно устаревшее представление о том, что река или горная цепь или тысячи километров территории гарантировали бы безопасность? Литвинов ответил, что это объясняется тем, что по образу мышления они являются консерваторами и по-прежнему руководствуются старыми понятиями.
Обсуждался вопрос о Германии. По мнению Литвинова, она, очевидно, будет разделена на две части. Ссылаясь на то, что все союзники выступают за объединенную Германию, Хоттелетт поинтересовался, нельзя ли найти какое-нибудь одно решение? Литвинов ответил, что каждая из сторон хочет поставить под свой контроль объединенную Германию. По его мнению, из всех мировых проблем сегодня германская является самой сложной.
В конце разговора Литвинов подчеркнул, что он является частным лицом и высказывает свои личные взгляды.
Содержательность этого заявления, сделанного только что прибывшему корреспонденту, просто удивительна для нас.
Смит».
В последовавшем затем более подробном тексте интервью был сделан акцент на том, что Литвинов говорил, что в Кремле преобладает «устаревшее — географическое» понимание безопасности: «чем больше у вас пространства, тем безопаснее ваше положение». Литвинов говорил о невозможности удовлетворить советское руководство какими-либо уступками: «они приведут лишь к выдвижению новых требований» и утверждал, что Сталин не остановится перед применением атомного оружия, если сочтет это целесообразным.
Работавший в США с архивами Рузвельта, Трумэна, военных и разведывательных ведомств Америки Владимир Печатное пишет: «У Хоттелетта, по его словам, “волосы вставали дыбом” при этих откровениях — он “спрашивал себя, не сошел ли этот человек с ума, или здесь кроется какая-то фантастическая ловушка”. Не меньший шок вызвали эти телеграммы и в госдепартаменте, где эксперты терялись в догадках о том, что же заставило Литвинова пойти на “столь огромный личный риск” — захлестнувшие эмоции или сознательное желание предупредить Запад о том, что любые дальнейшие уступки Кремлю лишь разожгут его аппетиты. В докладе госдепа для администрации президента Трумэна обращалось внимание на то, что касается позиции советского замминистра иностранных дел СССР, то «трудно придумать более убедительное подтверждение правильности нынешней политики Соединенных Штатов в отношении СССР». Сам Хоттелетт в опубликованной после смерти Литвинова версии этого интервью сравнил его с Карлом Фуксом: тот своими сведениями ускорил создание советской атомной бомбы, а Литвинов «укрепил решимость Запада остановить советскую агрессию» {249}.
К анализу этого интервью мы еще вернемся, как и к попытке ответить на вопрос, что подвигнуло Литвинова на такой риск, а сейчас о том, что в 1946 году Литвинов фактически лишь повторил свою более раннюю оценку внешнеполитических принципов Сталина. Судя по имеющейся на сегодняшний день информации, в 1943 году, покидая пост посла СССР в США, Литвинов посетил заместителя госсекретаря США Саммера Уэллеса и в беседе с ним был столь же откровенен в оценке внешнеполитических предпочтений Сталина, как и в беседе с Хоттелетом в 1946 году {250}.