Сталин тем временем тревожно следит за нашей перепиской. Но в этот момент я еще не догадываюсь, в чем дел… Прочитав нашу с вами переписку, —рассказывает мне Гляссер, — Владимир Ильич просиял: ну, теперь другое дело! — и поручил передать вам все те рукописные материалы, которые должны были войти в состав его бомбы к XII съезду“.
Намерения Ленина стали мне теперь совершенно ясны: на примере политики Сталина он хотел вскрыть перед партией, и притом беспощадно, опасность бюрократического перерождения диктатуры,
“Каменев завтра едет в Грузию на партийную конференцию, — говорю я Фотиевой. — Я могу познакомить его с ленинскими рукописями, чтобы побудить его действовать в Грузии в надлежащем духе. Спросите об этом Ильича”. Через четверть часа Фотиева возвращается, запыхавшись: “Ни в коем случае!”— “Почему?”— “Владимир Ильич говорит: “Каменев сейчас же все покажет Сталину, а Сталин заключит гнилой компромисс и обманет “. — “Значит, дело зашло так далеко, что Ильич уже не считает возможным заключить компромисс со Сталиным даже на правильной линии?” — “Да, Ильич не верит Сталину, он хочет открыто выступить против него перед всей партией. Он готовит бомбу“.
Примерно через час после этой беседы Фотиева снова пришла ко мне с запиской Ленина, адресованной старому революционеру Мдивани и другим противникам сталинской политики в Грузии. Ленин пишет им: “Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для вас записки и речь“. В копии эти строки адресованы не только мне, но и Каменеву. Это удивило меня. “Значит, Владимир Ильич передумал?”— спросил я. — “Да, его состояние ухудшается с часу на час. Не надо верить успокоительным отзывам врачей, Ильич уже с трудом говорит… Грузинский вопрос волнует его до крайности, он боится, что свалится совсем, не успев ничего предпринять. Передавая записку, он сказал: “Чтоб не опоздать, приходится прежде времени выступить открыто“. — “Но это значит, что я могу теперь поговорить с Каменевым?” — “Очевидно“. — “Вызовите его ко мне“.
Каменев явился через час. Он был совершенно дезориентирован.