Сталин. Операция «Ринг»

Он представил радиограмму Судоплатову. Тот дал указание ему и Маклярскому заняться подготовкой группы разведчиков «…для установления связи с Ударовым и руководства его деятельностью».

Неделю Фишер-Абель занимался подбором кандидатов в группу связи. По результатам работы в рапорте на имя Судоплатова он доложил: «…B состав группы, направляемой в помощь Ударову, включены способный и квалифицированный агент Сергей и радистка Лань».

После изучения материалов проверки на Сергея и Лань Судоплатов провел с ними личные беседы и утвердил подключение к операции «Ринг». Но здесь в их планы вмешались погода и обстоятельства. Во время очередного сеанса связи с Центром Ударов сообщил о планируемой переброске 437-го батальона РОА к новому месту – в Италию. В связи с чем Судоплатов принял решение: «…Заброску Сергея и Лани отложить. Ждать, когда Ударов легализуется на новом месте».

12 сентября 1943 года поздним вечером началась погрузка личного состава и боевой техники 437-го батальона РОА в эшелон. Глубокой ночью он покинул Смоленск.

Под мерный перестук колес Миклашевский быстро уснул и проснулся, лишь когда наступил день. Веселые солнечные зайчики беззаботно скакали по раскрасневшимся после сна лицам бойцов и рассыпались искорками на никелированных ручках штабного вагона. Запоздалое бабье лето догуливало свои последние денечки. В выцветшем за знойное лето небе по-прежнему ярко светило солнце. В его лучах пустынные поля серебрились ажурной вязью паутины. В воздухе стоял оживленный разноголосый гомон – птицы сбивались в стаи и готовились к дальнему перелету. Леса и перелески полыхали багрянцем увядающей листвы. Вода в озерах и реках снова обрела кристальную прозрачность и мирно перешептывалась с берегами. Природа наперекор безумству человека продолжала жить мирной жизнью.

Вечером эшелон въехал на территорию Восточной Пруссии. По сторонам мелькали расчерченные, будто по линейке, на идеальные квадраты и прямоугольники ухоженные поля, ровные, как армейский плац, без единой выбоины дороги, подстриженные, словно под гребенку, лужайки у сверкающих свежей краской фольварков и кирх. Здесь, в самом сердце военной машины фашистской Германии, эти идиллические картинки представляли разительный контраст с теми чудовищными разрушениями, которые еще вчера наблюдал на многострадальной русской земле Миклашевский. В памяти возникли исковерканные взрывами машины и вагоны, раздавленные гусеницами танков человеческие тела – женщин, стариков и детей, превращенные в руины города и поселки. Он уже не мог спокойно взирать на бюргерское благополучие, слышать звучащую на станциях гортанную немецкую речь и готов был голыми руками задушить фашистского прихвостня – Блюменталь-Тамарина.

Но встреча с ним не состоялась. Эшелон без остановок проследовал через Кенигсберг на Варшаву. После десятидневной стоянки на запасных путях батальон направили не в Италию, а на север Франции. По прибытии к месту назначения в город Байе на второй день Миклашевского снова арестовали. Следователь тайной полевой полиции принялся ворошить старое дело о дезертирстве в 437-го батальоне РОА. Миклашевскому повторно предъявили обвинение в связях с партизанами и склонению к переходу на их сторону двух взводов второй роты.

Глава 7

Заканчивались третьи сутки содержания Миклашевского под стражей. Все эти дни он подвергался допросам. Цепкий, как клещ, оберштурмфюрер Крамер монотонно, словно дятел, долбил его вопросами и пытался добиться признания в связях со смоленскими партизанами. Игорь стоял на своем: о них ничего не знаю; разговоры на эту тему ни с кем не вел. В конце концов, у Крамера иссякло терпение, отдубасив его, он приказал конвою отвести «агента большевиков» в камеру.

С трудом добравшись до нар, Игорь без сил рухнул на доски и пролежал до вечера. Блеклое осеннее солнце скрылось за макушками деревьев, по стенам камеры поползли серые тени, она погрузилась в полумрак, и из углов потянуло стылым холодом. Он встрепенулся, поднялся с нар и заходил по каменному мешку.

«Неужели все? Неужели конец?» – терзался Игорь, и перед глазами возникла сцена недавней публичной казни Пескова из первой роты. Вся его вина состояла в том, что он покусился на личные вещи гауптшарфюрера Мюллера.

«Ну если его за такую мелочевку расстреляли, то тебя и подавно! Но у Крамера против тебя нет доказательств. Он берет на испуг», – цеплялся за последнюю соломинку Миклашевский и искал новые аргументы, чтобы опровергнуть обвинения.