[в годы войны 1915–1917] в России открыты новые неожиданные отложения каменного угля в Предкавказье и Западной Сибири, на Урале найдены большие скопления никелевых руд, в Забайкалье впервые открыты руды висмута, в количестве, позволяющем его добычу, найдены россыпи монацита, первые нахождения селена, боксита, серьёзные руды цинка, руды ванадия. (…) Естественные производительные силы Азии в едва ли сравнимой степени превышают производительные силы Европы, в частности, в нашей стране азиатская Россия не только по величине превышает Россию европейскую. Она превышает её и по потенциальной энергии. По мере того как начнётся правильное использование наших естественных производительных сил, центр жизни нашей страны будет всё более и более передвигаться, как уже давно правильно отметил Д. И. Менделеев, на восток, — должно быть, в южную часть Западной Сибири… Это должна всегда помнить здравая государственная политика, которая должна смотреть всегда вперёд, в будущее»[685]
.Во второй половине XIX века, когда ближайшие угрозы с запада формально были отодвинуты, даже видя умиротворённую Польшу и мирную Финляндию в составе Российской империи, Д. И. Менделеев исследовал ресурсный потенциал нового имперского пространства с точки зрения его стратегической глубины и сформулировал приоритеты использования природных ресурсов Малороссии и Донецкого бассейна[686]
, Баку, Урала, севера Туркестана, Западной Сибири, Дальнего Востока[687], и с самого начала — не просто в качестве ресурсных территорий, но и в качестве потенциальных промышленных и коммуникационных центров. Речь шла о стратегии, результатом которой должен был стать новый индустриальный центр России с собственной ресурсной, транспортной и промышленной базой, а столица России — посреди этого нового центра — в Омске (интересно, что сразу после Гражданской войны и непосредственно перед форсированной индустриализацией СССР естественное, не мобилизационное развитие восточной части страны выразилось в том, что крупнейшим городом Сибири стал Омск)[688].В итоговом труде «К познанию России» (1906), находя перспективный государственный центр России в Западной Сибири, Менделеев обращает внимание на «огромные рудные запасы России около Качканара, Магнитной горы, Урала, р. Синар [река Синара современной Челябинской области], Кривого Рога», а также на то, что «такие богатейшие каменноугольные копи, как Экибастузские (в Киргизской степи, со всеми условиями подвоза на Урал), у нас почти бездействуют, хотя могут принести Южному Уралу и Степному краю, к нему прилегающему, условия большого промышленного развития»[689]
. Таким образом, новый промышленный центр России должен был быть привязан к новым источникам энергии и сырья, в то время как старый промышленный центр был привязан к угрожаемым ресурсам Донбасса и Баку. Соответственно основным районам потребления нефти в России, главные коммуникации из Баку в Центр и Поволжье пролегали по Каспию и Волге[690], в непосредственной близости от потенциального театра военных действий. Традиционная вертикальная связь потребителей и производителей ресурсов на внутрироссийском рынке тесно привязывала к Центру и нефтяной Баку, и угольный Донбасс, не оставляя пространства для выстраивания альтернативных коммуникаций. Старый ресурсно-промышленный центр на Урале оставался замкнут на себе — и равно далёк как от Донбасса и Баку, так и от Западной Сибири. Немного особняком здесь стояли возможности коммуникации Урала и Европейского Севера России, но уральская промышленность также нуждалась в расширении ресурсной базы, а потенциальная разработка месторождений Ухты и Печоры были сориентированы на промышленность Санкт-Петербурга, то есть того же старого (и угрожаемого) промышленного центра. Всё это создавало, как минимум, логистическую потребность в создании индустриального потребителя ресурсов Западной Сибири — в самой Западной Сибири.