Сталин. От Фихте к Берия

Здесь следует сделать краткий экскурс в историю отношений литовских руководителей с ведомством Берия в 1945–1946 гг., когда, как известно, союзный центр (с участием Л. П. Берия) принял беспрецедентное решение и фактически освободил гитлеровских коллаборационистов (в том числе военнослужащих национальных легионов СС) из Прибалтики от минимального наказания, согласившись перевести их на работы на родину, в республики Советской Прибалтики. И помимо этого, по предварительной оценке, к детализации которой я намерен вернуться в отдельном исследовании, доля военнопленных, которые использовались в качестве работников на объектах Советской Прибалтики, была самой высокой в ряду всех союзных республик и достигала 25 % общей численности трудовых ресурсов в конкретной республике. Однако это не ограничило претензий литовских советских властей на укрепление своего особого статуса в деле использования принудительного труда. Председатель Совета Министров Литовской ССР М. Гедвилас и секретарь ЦК КП (б) Литвы А. Снечкус 31 мая 1946 написали в адрес заместителя председателя Совета Министров СССР Л. П. Берия письмо с просьбой о новом порядке выхода содержащихся в Литве военнопленных на работы, а именно — с просьбой об их использовании по планам республиканского руководства (капитальные работы, добыча торфа, производство строительных материалов) в весьма значительном объёме 17 500 человек (для переписки Берия с местным руководством о численности рабочих контингентов военнопленных характерна их иная численность — в 300–500 человек). Но этого мало: Снечкус и Гедвилас жаловались на то, что МВД СССР своей волей перемещает из республики военнопленных «без согласования с Советом Министров Литовской ССР», часто основываясь на «неправильных представлениях о реальных потребностях в рабочей силе военнопленных по Республике в целом», что «вносит дезорганизацию в дело планомерного трудоиспользования военнопленных, что ставит под угрозу срыва выполнение народнохозяйственного плана». Литовские руководители просили Берию «закрепить за Республикой контингент военнопленных» и «предоставить право распределения военнопленных на территории Республики только Совету Министров Литовской ССР, в том числе и по объектам союзного значения», что, конечно, было грубейшим нарушением правил и практики того времени и прямо затрагивало монополию союзного центра на управление своими объектами. Берия расписал письмо главе МВД СССР С. Н. Круглову: «Рассмотреть, принять меры и доложить». Подчинённые Круглова подготовили ответ в Литовскую ССР, указав, что местные власти в принципе не могут претендовать на требуемые полномочия: «Предоставить правительству Литвы право самостоятельного распределения положенного для этой республики количества военнопленных — не считаем возможным, поскольку рабочая сила из военнопленных распределяется строго в централизованном порядке по решениям Союзного правительства. В соответствии с этими решениями, министерства, для которых предусмотрено выделение рабочей силы, имеют право, в зависимости от потребности, с согласия МВД СССР, перемещать военнопленных из одних районов Союза в другие. Полагаем необходимым в этом духе информировать Совет Министров и ЦК КП (б) Литвы»[1080]. Эта давняя дискуссия не могла не отложиться в памяти руководства МВД СССР и лично Берия вплоть до весны 1953 года, создав Снечкусу и Гедвиласу репутацию деятелей, склонных к присвоению себе полномочий союзного центра за счёт полномочий именно МВД СССР.

Возвращаясь к ситуации 1953 года, Тыну Таннберг пишет: «Бессмысленность прежних методов борьбы с сопротивлением должна была доказать и собранная по распоряжению Л. Берии статистика репрессий, которая отразилась в направленной членам Президиума ЦК КПСС докладной записке. (…) Изменение курса Кремля в отношении движения сопротивления означало замену тотального террора выборочными репрессиями…

Таблица 1