Сталин. После войны. Книга 2. 1949–1953

Диаметрально противоположным был и подход двух лидеров к решению стоящими перед ними задач. Сталин справедливо считал, что устоять в схватке с англосаксонским гегемоном и стоящим за ним мировыми банкирами[134] можно, лишь имея один центр принятия решений. И этим центром должна быть Москва. Тито соглашался с верховенством Сталина лишь на первых порах и, как показали дальнейшие события, при появлении первых противоречий отказался следовать общим, выработанным в Москве курсом.

Политику Тито можно охарактеризовать знаменитым сталинским выражением «головокружение от успехов». Потеря чувства реальности и понимания общего положения вещей. Имея огромные заслуги в деле борьбы против Германии и ее союзников, Иосип Броз Тито решил, что нет таких задач, которые не могут быть решены. Причем – быстро. История показала, что прав был Сталин, а не Тито. Сильная и большая Югославия может существовать только в ситуации, когда есть мощная и сильная Россия – СССР. Тито этого не понимал, но это понимал Сталин. Ослаб Советский Союз, и сразу исчезла Югославия. Поэтому «общие интересы» предполагали в первую очередь соблюдение интересов России, ее усиление, за счет чего следом усиливались и позиции югославских патриотов. Тито решил действовать иначе – «подружился» с Западом, рассорился со Сталиным. И все, что он сделал для своей страны, Запад ликвидировал вместе с Югославией, как только возникла такая возможность.

Первые противоречия возникли уже в конце мая 1945 года, когда Тито неожиданно и без согласования с Кремлем выступил за передачу под контроль Югославии Триеста – то есть части территории предвоенной Италии, населенной славянами. Выступая в Любляне 27 мая 1945 года, И. Броз Тито, в частности, сказал: «Нам хотят навязать мнение, что мы использовали эту войну в каких-то завоевательных целях. Нам хотят навязать мнение, что мы ставим наших союзников перед свершившимся фактом… Я решительно отвергаю… от имени всех народов Югославии, что мы намерены что-либо захватить силой… Мы не будем платить по чужим счетам, мы не будем разменной монетой, мы не хотим, чтобы нас вмешивали в политику сфер интересов. Мы не будем больше ни от кого зависимыми, что бы там ни писали и ни говорили»[135].

Вроде как красивые слова, патриотическая позиция, емкие фразы. На самом деле – это попытка вести самостоятельную игру в ущерб общим интересам. На выступление Тито в Любляне Сталин отреагировал в своем стиле: жестко, но крайне вежливо. Посол Советского Союза в Югославии И. В. Садчиков получил следующее указание: «Скажите товарищу Тито, что если он еще раз сделает подобный выпад против Советского Союза, то мы будем вынуждены ответить ему критикой в печати и дезавуировать его»[136].

Переписка Сталина с Черчиллем и Трумэном мая – июня 1945 года пестрит обсуждением «югославской проблемы». Суть ее была в том, что западные союзники ультимативно потребовали от югославов очистить ряд районов, которые до войны входили в состав Австрии и Италии. Глава СССР пытался мягко отстаивать интересы югославских коммунистов, но ссориться с англосаксами ради югославов он не собирался. И руководителю югославских партизан это очень не нравилось. Тито берет курс на активную поддержку коммунистов в Греции в разворачивающейся там гражданской войне (в которой короля поддерживают англичане и американцы) и на формирование из Югославии сильнейшего государства на Балканах. В принципе Сталин не был против усиления мощи и влияния Белграда, но ключевым был вопрос об управляемости процесса и доверии к Тито.

Иными словами, сильная Югославия – это хорошо, если она движется в общем с СССР фарватере политики и не только согласовывает свою позицию и действия с Москвой, но и следует советам и директивам Сталина. В ином случае усиление Югославии приведет лишь к расколу и серьезным проблемам. При этом курс на военное противостояние с англосаксами в Греции Иосиф Виссарионович считал не только не нужным, но и просто губительным. Втягиваться в войну с Англией и США нельзя ни в коем случае, особенно когда у них есть атомная бомба, а у нас ее нет.