Сталин против рептилоидов

Хотя, чего уж там, в глубине души он и сам хотел тут остаться. Ему здесь очень нравилось. Одно слово — Москва! Шикарные теплые квартиры, автомобили с шофёрами, много вкусной еды. И главное — обалденные, молодые, благоухающие своими клоаками самки, готовые к спариванию. Самки с жирными бёдрами и мясистыми боками. Их тут было много, очень много. Так много, что от их запаха в помещениях семьи кружилась голова.

Да, уезжать из столицы с её возможностями и соблазнами в провинциальный Кисловодск с Толмачёвым ему очень не хотелось, очень. Но это было необходимо.

А с просьбой жены что-то нужно было делать, и он решил: Позвал жену и велел ей приготовиться к спариванию.

Она пришла готовая, встала в позу, и тогда товарищ Аджания навалился на неё сверху, словно страсть обуяла, обхватил её как следует, чтобы ограничить подвижность и перекусил ей шейные позвонки. Лале даже не успела зашипеть, сдохла быстро и без мучений.

Она уже давно была ему не очень приятна. Он совокуплялся с ней только от того, что другие самки к нему бы не пошли. Слишком незначителен был ещё товарищ Аджания.

Он был не голоден, и совсем не хотел её, но ритуал уважения к матери своего первенца Шалва исполнил — разгрыз и съел её голову. Остальное есть не стал: старое мясо, почти сухое, без жира. Вывез его за город и закопал.

В семье он сказал, что она была стара, и умерла во время спаривания. Такое случалось — муж, обалдевший от переизбытка гормонов, мог порвать самку когтями и клыками слишком сильно. Молодые, толстокожие самки с плотными пластами жира выдерживали, и быстро выздоравливали, а вот старые и тощие иногда погибали, не пережив соития.

В семье ему, кажется, не поверили, не такая уж и старая была его жена, но проверять не стали. Зачем? Она была одинокой, общественной. Родственников: отца и братьев в семье не имела. Так что всем было плевать. Но новую самку ему даже не пообещали. Даже такую же старую. Мол, сам дурак, угробил — сам и ищи себе новую. И Шалва Семёнович не обиделся — думал, что найдёт обязательно.

В общем, вопрос с брачным обещанием решился сам собой. Но вот мысль о том, что ему лучше остаться здесь, в Москве, его уже не покидала. Он мучительно искал способ остаться в этом огромном и шумном городе, остаться на роли слуги, и даже не в роли умного и перспективного секретаря, а в роли достойного члена семьи. Уважаемого члена семьи.

Шалва икал способ. Он искал способ и поначалу не находил. Ему нужен был случай, шанс, чтобы отличиться, чтобы показать себя. Даже не шанс, а намёк на шанс. Тень шанса. И тогда уж он его не упустит, он заявит о себе. Молодой член семьи мечтал о самой малой возможности. И искал её неусыпно.

И кто ищет — тот всегда найдёт: такой случай ему представился.

Это был случай с убийством глупого Пильтуса. Именно глупого, кто ж ещё мог дать себя убить какой-то человеческой самке, которая совокупляется с любым, кто ей заплатит. Его смерть была убога и не почётна. Он умер не в бою от рук воина, пусть даже и человеческого, а от рук продажной самки, которую привёл для ритуала. О, провидение, как ты бываешь саркастично! Этот дурень привёл жертву на ритуал, а жертва его прикончила! Ну, разве это не смешно?

Смеяться, правда, он не умел, как и все его сородичи, но сипло шипеть горлом и покашливать, выражая своё умственное превосходство над каким-то дурнем, типа Пильтуса, он себе бы позволил.

Да, уж: если бы это не была смерть собрата и члена семьи, Шалва Семёнович смеялся бы над этим дураком.

А теперь семья должна была совершить ритуал возмездия. И Первожрецом ритуала был выбран Толмачёв Владимир Николаевич. Опытный и старый боец. Из Когорты Лучших.

После этого ритуала карьера Владимира Николаевича и в семье и молодом Советском государстве резко пошла бы в гору. Да, пошла бы, пошла…

…не допусти Толмачёв двух больших ошибок. Роковых для себя ошибок.

Во-первых: он недооценил серьёзности момента. И остался на телефоне — делать пафосные заявления и принимать соболезнования. А ему нужно было ехать с группой экзекуторов. И самому лично провести ритуал. Тем более, что вся группа была из людей. Разве можно «этим» доверять столь важное дело? Конечно, теперь можно было оправдываться тем, что «этот» Дзержинский, верный пёс Троцкого, специально выставил охрану убийце. Но на то ты и старый проверенный боец, чтобы это предвидеть. Предугадать. А теперь сколько угодно можно обещать кару «этому» Дзержинскому. Пощёчина семье уже нанесена.

И это только полбеды. Убийцу ещё можно найти, убить жестоко всю её охрану и провести ритуал возмездия. Всё ещё можно было исправить. А ошибка… Ну с кем не бывает, любой может допустить ошибку. Но только одну.

А у Владимира Николаевича была и вторая ошибка — позорная. Позорная!