Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

"…Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону – до тех пор, пока не перевооружили нашу армию, не снабдили армию современными средствами борьбы.

А теперь, когда мы армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, – теперь надо переходить от обороны к нападению.…

Главная угроза идет сейчас от Германии. Спасти Родину мы можем только лишь победой над Германией. Поэтому я предлагаю выпить за войну, за наше наступление в войне, за нашу победу в этой войне. Да здравствует активная наступательная политика Советского государства!"

Ни этот тост, ни предшествующая тосту речь не транслировались и даже не стенографировались, но свидетелей было несколько сотен – столы для банкета стояли аж в пяти залах. И их, слушателей, не предупреждали о секретности, напротив, я в своей речи всячески настраивал их на распространение этих мыслей. И органы (в высоких звеньях) были предупреждены: нельзя чинить "академикам" препятствий – если у кого то из "трансляторов" появлялись проблемы с местными особистами, они снимались окриком из Москвы.

А Жданову, моему заместителю по партии (моему Гессу, – усмехнулся Сталин) указания изменить пропагандистскую работу я дал даже раньше чем военным, пусть на несколько часов, но – раньше. Собственно, на Жданове я свои мысли и обкатал: сперва с ним поговорил, а потом – с военными. Жданов-то все понял и начал пропагандировать "сталинскую стратегию перехода от пассивной политике к наступательной", одно за другим совещания в ЦК провел, тезис "всей партийно-воспитательной политике необходимо придать боевой, наступательный характер" на этих совещаниях выработал и стал проводить его в жизнь Но не успел, сам жаловался на партийный аппарат: "Улита едет". Собственно, моим ближайшим соратникам смена политики должна была стать очевидна, как только Жданов стал вторым (де-факто) секретарем ЦК: как-никак единственный человек, смевший сомневаться при самом товарище Сталине в невозможности нападения Германии на СССР.

А вот у военных с пониманием какие-то проблемы. Десять дней с даты того выступления прошло, а они уже свои "Соображения по плану стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза" тащат. Где все "быть может и умно, да больно непонятно" (спасибо, Миша, за фразу). Непонятно: они что, в мою речь не вслушивались? Что им, генштабистам, не была видна преувеличенная товарищем Сталиным оценка возможностей Красной армии? Моя ложь про триста боеготовых советских дивизий, из которых треть – механизированы? А две трети из механизированных – танковые? Все это для Гитлера (чтоб боялся), для выпускников академии (чтобы не боялись), "моменты" же знают реальные возможности армии лучше, чем "вождь и учитель". А они – один удар на Краков, второй – на Варшаву, остальные – в активной обороне…. То ли наследники "великой" русской военной мысли образца тысяча девятьсот тринадцатого года, то ли пруссаки в краснозвездных мундирах: die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert… Без бензина, вспомогательной техники, средств связи, полной укомплектованности личным составом marschiert… Прогнулись. Пусть прогибаются, "соображатели": товарищ Сталин не стал их тогда ругать – просто оставил документ без последствий⁸⁵.

Год еще был нужен, год. И мы многое б успели за этот год – как успели за предыдущие два. Все в основном было сделано: и армия увеличена в три раза, и боевой техники у этой армии больше, чем у вермахта, и образованность командиров возросла. Но нужен был год на шлифовку, на полную механизацию, на мелочи всякие нужные, на пропаганду ту же. Не я сказал, Наполеон: на войне моральный фактор относится к материальному как три к одному.