Сталин. Рефлексия (10 ночей 1941 года)

А ведь я верил, что хотя бы год у меня есть – ведь ни с кем Гитлер не начинал войны без предупреждения. Тот же чехословацкий вопрос длился больше года, Польшу он предупредил за три месяца, на Францию напал почти через год после официального начала войны. Опять же, провокации устраивал: прежде чем начать войну с той же Польшей, переодел в польскую военную форму своих уголовников, дал им, дуракам, приказ захватить радиостанцию на немецкой территории, а когда, после выполнения приказа, их уничтожили немецкие пограничники, представил трупы "мировой общественности". Мол, смотрите – не я первым начал.

А с нами все по-другому – ни предупреждения, ни серьезных провокаций. Нет, провокации, конечно, были – те же нарушения границы немецкими самолетами, обстрелы наших пограничников – но это так, мелочевка, не серьезно. Значит, выделяет он нас из этой серой массы, боится хоть чуть-чуть.

Бойся. Я тебя не боюсь. Или боюсь?

Нет, мне никогда не нравился Гитлер. Никому я не говорил о нем добрых слов, не распространялся об эффективности его действий. У меня не найти таких цитат про фюрера: "Он не только восстановил положение своей страны, но даже в очень большой степени изменил результаты первой мировой войны.,. Что бы ни подумали об этих усилиях, они, безусловно, находятся в ряду наиболее выдающихся достижений в истории человечества." Да и найти Гитлера в моем списке "Великих современников⁸⁶" также невозможно – впрочем, отсутствует такой список. Нет сейчас великих – за одним исключением, разве что. И не я это исключение. Но....

Сталин вспомнил еше одну фразу британца, произнесенную (не написанную а именно произнесенную – с парламентской трибуны) в том же тридцать пятом: "Если бы моя страна потерпела поражение, я надеюсь, что мы должны были бы найти такого же великолепного лидера, который возродил бы нашу отвагу и возвратил нам наше место среди народов".

Легко ему рассуждать: если не его – моя! – страна потерпит поражение, то не придется никому искать "великолепного лидера", не даст нам фюрер такой возможности. Так что придется самому быть "великолепным".»

Шесть лет назад Сталину не очень понравились эти самые "Великие современники" (в том числе зияющим отсутствием его имени), но книгу он прочел внимательно и запомнил многое. В том числе такую фразу:

"Хотя никакие последующие политические действия не могут заставить забыть неправильные деяния, история полна примерами, когда люди, добившиеся власти при помощи суровых, жестоких и даже устрашающих методов, тем не менее, если их жизнь рассматривается в целом, расцениваются как великие фигуры, деятельность которых обогатила историю человечества. Так может быть и с Гитлером"

«И со Сталиным», – добавил он в 35-м. «Но если победишь», – добавил он сейчас.

«Собственно, ничего нового Черчилль не сказал, разве что привязал к современности древнее "Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы⁸⁷". Да и Гитлер в своей книжке ничего нового тоже не сказал.»

Сталин взял со стола слегка потрепанный томик "Майн Кампф", изданный для высшего руководства в начале тридцатых, открыл ее в самом конце (на загнутой странице десятой главы) и зачитал подчеркнутый цветным карандашом текст: