– Видите, что у меня творится, – Лахматов обвел комнату рукой. – По штату мне положено четыре сотрудника плюс помощник, а на самом деле работает один. Не успеваем первоочередные документы обрабатывать, не говоря уж о том, чтобы наладить толком учет. А вы говорите – флотилия. Простите, но не могу.
Меня поведение Лахматова сильно задело, можно сказать – оскорбило. Занят, так и скажи, зачем спектакль устраивать? Понял я, что Лахматов того же поля ягода, что и Козлов. Ладно, думаю, черт с тобой, морячок, обходились без тебя до сих пор, и дальше обойдемся.
Впоследствии выяснилось, что Лахматов был белогвардейским шпионом, правой рукой Носовича. Его назначили ведать личным составом для того, чтобы он мог беспрепятственно совать свой нос куда ему захочется. Очень удобный для шпиона отдел. Лахматов не только собирал сведения, но и активно занимался расширением рядов белогвардейского подполья, вербовал всякую сволочь. Лахматов собирался уйти к белым следом за Носовичем, но его арестовали в ноябре 1918 года и, конечно же, расстреляли.
У Носовича в штабе было трое помощников (главных), три «правых руки». Лахматов, начальник окружного артиллерийского управления Чебышев, гвардейский полковник, и начальник мобилизационного управления Ковалевский, тоже полковник царской армии.[72]
Вообразить трудно, сколько дел могла натворить эта четверка шпионов, сколько вреда они принесли. А ведь были и другие, эти четверо были всего лишь верхушкой подполья. Чебышева и Ковалевского постигла та же участь, что и Лахматова. Чебышева вывел на чистую воду один из сотрудников артуправления. Он заметил, что в работу управления намеренно вносится путаница, проследил за виновными, чтобы получить доказательства, и сообщил Сталину. До поры до времени этот товарищ (не помню его фамилии) вел себя очень тихо и сам я ошибочно считал его если не явным контриком, то, во всяком случае, уж не честным человеком. А человек оказался честным (и умным). Честным людям в снесаревском штабе приходилось работать с опаской. Враги не останавливались не перед чем, в том числе и перед убийством. Порученец Носовича некто Тарасенков, бывший племянником Чебышева, занимался физическим устранением неугодных сотрудников штаба. Достоверно известно, что он убил троих человек.Радостным событием стало для меня знакомство со Скляром. Мы сразу же почувствовали расположение друг к другу. Скляр подробно ознакомил меня с обстановкой в штабе и в Царицыне. Как заведующий агитотделом, он больше работал «в поле», как он сам выражался, то есть – на местах, чем в штабе. Поэтому обстановку в городе он знал досконально. Если сказать кратко, не вдаваясь в детали, то обстановка была настолько плохой, что хуже и быть не могло. Архиважный в стратегическом смысле город, который нельзя было сдавать врагу, имел крайне слабую оборону. Нет укреплений, мало народу, да и не на всех защитников можно положиться, нехватка всего необходимого. Недалеко от Царицына на правом берегу Дона стоял со своей армией Ворошилов, но ему предстояло чинить мост под белоказачьим натиском. (Ворошилов дошел до Царицына только в начале июля).
– Снесарев даже если бы и хотел, то ничего бы не смог сделать, – говорил Скляр. – Он не боевой генерал, а кабинетный. Одно слово – географ. Во время войны был на фронтах, полком командовал, бригадой и даже дивизией, но как командовал? Приказы подписывал, а настоящую работу делали за него подчиненные. Организатор из него никакой, да и не хочет он ничего организовывать. Талдычит одно и то же: «Держать оборону, самим в бои не вступать, сил у нас мало». Его у нас знаешь как прозвали? Баран. Носович – другое дело. Он против барана волк. Георгиевский кавалер, командир, как при старом режиме говорили, от бога. Носович умнее и хитрее Снесарева. Он усердно демонстрирует свою активность. Посмотришь, так человек всей душой за дело радеет. А дело не делается. Вот так то. Саботаж в штабе махровый, а для прикрытия его развели бюрократию. Никакого дела сделать невозможно, пока семь бумажек через семь кабинетов не пройдут![73]
Я когда узнал, что в Царицын товарищ Сталин приехал, явился к нему и выложил все как есть. Надо, говорю, спасать Царицын, пока еще не поздно. В штабе округа контра окопалась, надежды на нее никакой. Боялся я, что товарищ Сталин мне не поверит, ведь Снесареву сам Троцкий покровительствует, он его назначил военруком. Но напрасно я боялся. Товарищ Сталин выслушал меня, чаем напоил, руку пожал и сказал революционное спасибо. Только велел действовать осмотрительно, горячку не пороть.
– А если бы Сталина не направили в Царицын, что тогда? – спросил я. – Пропадай Царицын? Ты же коммунист! Надо было сообщить в Москву! Ленину! Свердлову!