Сталин VS Троцкий

Я говорил с несколькими товарищами по поводу выраженного Вами от имени нескольких членов политбюро желания объясниться относительно положения в партии и создать условия более дружной работы под руководством ЦК. Это предложение встретило, конечно, полное сочувствие тех немногих товарищей, с которыми я говорил.

Но все они в это время ставили тот вопрос, какой и я Вам ставил. Если ЦК хочет устранить лишние и ненужные помехи к работе тех, которые принимали участие в оппозиции 1923 года, то чем же объяснить, что как раз за последние недели так усилилась травля против бывшей оппозиции, особенно в московской организации, причем все видят, что эта кампания без всяких причин и поводов ведется сверху, из МК, и никто не может верить, что это делается без ведома секретариата ЦК.

Вы говорили несколько раз о настороженности партии, но ведь эта настороженность сейчас именно и создается сверху, и атмосфера в партии ухудшается. Все товарищи спрашивают: если ЦК хочет облегчить согласованную работу, то почему как раз в это время усугубляется ничем ровно не вызванная кампания?..

Я говорил с Троцким, Пятаковым и Радеком. Они выразили полную готовность продолжать разговор, который у Бухарина и у Вас был ст. Троцким и у Вас со мною, с целью довести этот разговор до положительных практических результатов. О времени и месте лучше всего договориться ст. Пятаковым.

С коммунистическим приветом, Серебряков».

Разумеется, никакого продолжения этот разговор не имел. Но самое поразительное, что и Троцкий верил в возможность мира со Сталиным и возвращения к власти. Лев Давидович писал Серебрякову 2 апреля 1926 года:

«Я понимал дело так, что частная беседа имеет своей целью устранение обвинений и инсинуаций насчет камня за пазухой и создание условий более дружной работы, разумеется, на почве решений XIV съезда. Правда, мне показалось несколько странным, что Сталин, с которым мы вместе работаем в политбюро, обращается таким кружным путем после того, как у нас ним был разговор на эти же темы. Но я считал, что было бы нелепо по формально-организационным причинам отказываться от разговора, который Сталин предлагал от определенной части политбюро (кажется, от имени четырех его членов)».

Даже удивительно, что такой опытный политик сохранял большую дозу наивности и думал, что Сталин, потративший столько сил на борьбу с Троцким, вдруг протянет ему руку помощи и скажет:

— Возвращайтесь, Лев Давидович!

Троцкий и его помощники полагали, что политические споры и разногласия не должны мешать совместной работе. Пошли разговоры о том, что Сталин намерен предложить Троцкому ключевой пост наркома промышленности. В окружении бывшего председателя Реввоенсовета не знали, с кем вступить в союз — со Сталиным или с Зиновьевым и Каменевым.

Сергей Витальевич Мрачковский, один из друзей Троцкого, обреченно сказал:

— Нам смыкаться не с кем. Зиновьев в конце концов предаст нас, а Сталин надует.

Мрачковский был недалек от истины. Сталину нужно было всего лишь выиграть время, запутать своих оппонентов и не дать им объединиться, пока партийный аппарат и пропагандистская машина не уничтожат остатки их влияния в партии и стране.

Сергей Мрачковский в Гражданскую войну получил за храбрость два ордена Красного Знамени, после войны командовал Приуральским, затем Западно-Сибирским военными округами. В 1925 году его убрали из армии, перевели на хозяйственную работу, поручили возглавить трест «Госшвеймашина». В какой-то момент Сталин принял его самым дружеским образом и пожаловался на свое окружение:

— Пирамида дураков! Нам нужны такие люди, как ты.

Разумеется, генсек и не собирался возвращать его на военную работу. Напротив, в 1932 году отправил Сергея Мрачковского подальше от Москвы — строить Байкало-Амурскую железнодорожную магистраль. Сталин спешил избавиться от людей, которые постоянно говорили: «Когда я беседовал с Лениным» или «Ленин сделал бы это по-другому». В 1936 году Мрачковского вывели на процесс «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра». Отвечая на вопросы обвинителя, он сказал, что признал себя виновным, поскольку ему сказали: это нужно партии. Мрачковского расстреляли.

23 октября 1926 года объединенный пленум ЦК и ЦКК вывел Троцкого из состава политбюро, Каменева — из состава кандидатов в члены политбюро, Зиновьев потерял пост председателя исполкома Коминтерна. Исключение из политбюро было первым шагом. 24 июня 1927 года Троцкого вызвали на заседание Центральной контрольной комиссии. Обвинили в нарушении партийной дисциплины и потребовали прекратить критику политбюро. Он возмущенно отказался:

— Вы думаете и впрямь намордник надеть на партию?

Троцкий сталинским соколам оказался не по зубам. Допрашивал и обвинял Троцкий. Члены комиссии ничего не могли противопоставить его аргументам. Прочитав стенограмму, Сталин, который в те дни отдыхал на юге, возмущенно писал Молотову: «Получается впечатление сплошного конфуза для ЦКК».