Сталинбург

Без пересадок он доехал до станции Пионеров-мучеников, в московской жизни называвшейся Красносельской и без труда нашел нужный адрес. Однако, вместо заявленного в листовке торгового центра «Княжий Град» по указанному адресу размещалось двухэтажное здание с вывеской «Дом культуры народов Сибири». Двери и окна были заколочены, а над вывеской громоздился барельеф, изображавший две фигуры в духе игрушки «мужик и медведь». Безбородый мужик с монголоидными чертами лица, держал в руках отбойный молоток, а медведь сжимал в лапах флаг Священного Союза. Паша обошел здание со всех сторон, но не нашел способа попасть внутрь — единственная не заколоченная дверь была заперта на амбарный замок. Рядом с дверью висел телефон-автомат. Пошарив в кармане, Вильзон достал две копейки, полученные от беспризорника вместе с пятаком. Опустив монету в прорезь, он набрал номер, указанный в рекламе суши-бара.

Чуда не случилось — после третьего гудка сработал автоответчик. Причем, судя по всему, автоответчик этот был сломан — в трубке зазвучали шумы, похожие на радиопомехи, потом что-то пискнуло, а затем глухой, будто доносившийся из-под земли мужской голос начал надиктовывать позывные:

— Михалков… Орджоникидзе… Сталин… Каганович… Ворошилов… Абрамович…

Сомнений не было — этот голос принадлежал реб Лейбу.

20. Ленинские Горки

Баррикада не дала.

Пока Пашка рыскал по городу в поисках спасительного раввина, Матвей вместе со своей провожатой посетил храмовый комплекс Ленинские Горки, расположенный в десяти километрах от Сталинбурга. Погода стояла отличная — солнце пригревало, но не слепило, а легкий ветерок ласкал лицо. Несмотря на это, расположение духа у режиссера оставалось по-прежнему отвратительным, и даже присутствие рядом с ним красивой девушки не способно было исправить ситуацию.

Культурная программа тоже не радовала. На огромной территории храмового комплекса располагались четыре музея, включая музей-усадьбу Святого Владимира, дюжина курганов, в которых были захоронены ленинские реликвии, колокольня Святейшего Двуглава, усыпальница Святой Надежды и священный шалаш, воссозданный союзными архитекторами. Все эти памятники Мэту пришлось внимательно осмотреть, а во время посещения музеев еще и выслушивать пространные пояснения экскурсоводов, которые помимо прочего указывали, перед какой из реликвий достаточно было просто опуститься на колени, а перед какими следовало простираться ниц. Из всей музейной программы режиссеру запомнился только «Роллс-Ройс» Ильича на гусеничном ходу с златотканой хоругвью на крыше.

Когда после четырех часов блуждания по музеям Матвей предложил Баррикаде продолжить экскурсию в другой день, та посмотрела на него так, будто он признался и в педофилии, и в людоедстве одновременно.

— Неужели вам не интересно посетить усыпальницу? Иногда мне кажется, Матфей, что вы не из другой страны, а с другой планеты!

После посещения усыпальницы, где Баррикада долго молилась над забальзамированной Крупской, они забрались на верхушку звонницы, откуда открывалась панорама храмового комплекса.

— Как же здесь хорошо! — воскликнула девушка, окидывая взглядом окрестности. — Воистину святые места!

— Ага, — согласился Матвей.

Было уже три часа дня, он страшно устал и проголодался. К счастью, когда они спустились с колокольни, Баррикада санкционировала обед в трапезной при музее. Но встав из-за стола, они вместо того, чтобы отправиться на парковку, как того ожидал Матвей, спустились в катакомбы, чтобы осмотреть ленинские реликвии, захороненные под курганами. Катакомбы были устроены таким образом, что в некоторые из подземных помещений приходилось вползать на коленях, и даже маячившие перед глазами подтянутые ягодицы коммунарки уже не радовали Матвея. Когда выбрались из-под земли, оказалось, что теперь их ждет праздничный молебен, проходивший под открытым небом, на площади между усыпальницей и колокольней.

Они покинули Ленинские Горки только под вечер, и единственное, чего хотелось Матвею — поскорее добраться до гостиницы, чтобы узнать, к чему привели Пашины поиски.

— Хотите, можем ко мне заехать? Я тут неподалеку живу, — неожиданно произнесла Баррикада, когда они въехали в город.

Жила она в однокомнатной квартирке на верхнем этаже панельной пятиэтажки, жила сама, без родителей. Обставлена квартирка была довольно скромно: диван-кровать, журнальный столик, телевизор на тумбочке, тюлевые занавески. На одной стене — три плаката: с Птушкой, с Гагариным и с олимпийским мишкой. На другой — небольшой иконостас: сверху Святейший Двуглав, ниже — Маяковский, Блок и Горький. Из окна открывался вид на пустырь, где мальчишки гоняли мяч, пока мамы не позвали их ужинать.