Сталинград

Операция «Кольцо» началась рано утром 10 января. Когда по радио прозвучал приказ «Огонь!», Рокоссовский и Воронов находились на командном пункте 65-й армии. По берлинскому времени было 6:05. Загрохотали пушки, завыли реактивные снаряды «катюш». На протяжении 45 минут семь тысяч артиллерийских орудий и минометов поливали немецкие позиции свинцом. Впоследствии Воронов назвал этот оглушительный гул нескончаемыми раскатами грома.[842]

Над заснеженной степью взметнулись черные фонтаны разрывов. Очень скоро белая равнина оказалась изуродована множеством воронок. Артобстрел был таким сильным, что полковник Игнатов, офицер-артиллерист, с мрачным удовлетворением заметил: «После такого светопреставления выбор невелик: остается или тронуться рассудком, или умереть».[843] Генерал Эдлер фон Даниэльс в письме к жене описал все это, несомненно, рисуясь, как «весьма беспокойное воскресенье».[844] Однако на передовой гренадерам его дивизии было не до рисовки – их подготовленные наспех позиции оказались малопригодными для того, чтобы выдержать сильный удар. «Запасы снарядов у противника огромны… – писал командир полка. – На нашу долю никогда не выпадало такого сильного обстрела».[845]

Юго-восточный выступ «котла», так называемый мариновский «нос», обороняемый 44-й пехотной и 29-й и 3-й мотопехотными дивизиями, в самый последний момент укрепили частью 376-й пехотной. Все полки этих дивизий были обескровлены. 44-ю пехотную дивизию пришлось усиливать артиллеристами и даже представителями строительных батальонов. На данный участок обороны спешно перебросили несколько танков и тяжелых орудий. За позициями саперного батальона стояли два самоходных штурмовых орудия и 88-миллиметровая зенитная пушка. Сразу после начала артобстрела саперы с ужасом увидели, как снаряд в щепки разнес блиндаж штаба их батальона. «Никто не спасся»,[846] – свидетельствует один из очевидцев тех страшных боев. «Целый час сотня орудий разных калибров и “сталинских орга́нов” вела огонь, – писал впоследствии лейтенант той же дивизии. – Блиндаж непрерывно содрогался от разрывов. Затем большевики пошли в атаку. Их было много, очень много… На нас накатили три волны солдат. Они шли под красными знаменами. Через каждые пятьдесят-сто метров двигался танк».[847]

Немецкие пехотинцы с распухшими от мороза пальцами едва чувствовали спусковой крючок… Они вели огонь из своих неглубоких стрелковых ячеек по красноармейцам, лавина которых катилась по заснеженной степи. К винтовкам были примкнуты длинные штыки. Вперед мчались «тридцатьчетверки» – они тоже несли на броне бойцов. Минометные мины отскакивали от промерзшей насквозь земли – эта шрапнель оказалась так же смертоносна, как осколочная. Оборона 44-й пехотной дивизии была смята в одночасье. Оставшиеся в живых немцы оказались в руках победителей.

К полудню 29-я и 3-я мотопехотные дивизии, позиции которых располагались правее, обнаружили, что противник обходит их с фланга. Солдаты, недавно пополнившие 3-ю мотопехотную, были совсем деморализованы. «Некоторые из них настолько обессилели и упали духом, – писал позже офицер этого соединения, – что думали только об одном: как бы ночью ускользнуть в тыл. Мне пришлось удерживать их на позиции под дулом пистолета».[848] Воспоминания других очевидцев тех событий позволяют предположить, что расстрел за трусость в январе 1943 года был отнюдь не редкостью, но никаких данных на этот счет нет.

Сводная рота фельдфебеля Валлраве, состоявшая из гренадеров, представителей люфтваффе и «казаков», продержалась до 10 часов вечера и отошла по приказу – противник прорвал оборону рядом с ними. Роте удалось ненадолго закрепиться севернее железнодорожной станции Карповка, однако ее оттуда вскоре выбили. «С этого дня мы больше не знали ни минуты покоя…»[849] – свидетельствует Валлраве.

Эти обескровленные дивизии, испытывающие острую нехватку боеприпасов, не смогли устоять перед мощным натиском советских 21-й и 65-й армий, которых поддерживали штурмовики и бомбардировщики 16-й воздушной армии. Немцы укрепили Мариновку и Карповку на южной оконечности «носа» дотами и огневыми позициями, но это им не помогло – основной удар пришелся на «переносицу». Попытки разрозненных групп пехоты контратаковать при поддержке немногих уцелевших танков были обречены на провал. Русские минометным огнем отсекали обессиленных солдат от танков и расстреливали их. Красноармейцы услышали призыв политуправления Донского фронта: «Если враг не сдается, он должен быть уничтожен!»[850]

Пока в течение первого дня наступления 65-я и 21-я армии атаковали мариновский «нос», 66-я армия обрушилась на 16-ю танковую и 60-ю мотопехотную дивизии немцев в северной части «котла». Склоны пологих холмов в мгновение ока оказались изрыты разрывами минометных мин. Немногие уцелевшие машины 2-го танкового полка не могли оказать сопротивление лавине «тридцатьчетверок». Немцы были вынуждены отступить.