Прямо за позицией немцев на берегу Волги располагался неухоженный парк с двухсотлетними дубами, каштанами, орешником и даже олеандрами. К парку примыкали бахчи с созревшими дынями и арбузами. Там-то и окопалось подразделение 16-й танковой дивизии, используя растительность в качестве маскировки. Штаб передового батальона укрылся под большой грушей. Во время передышек танковые экипажи собирали в шлемы спелые фрукты. После недель, проведенных в безжизненной степи, широкая Волга и тень зеленой листвы казались солдатам сущим раем. Все это чудесным образом усиливало ощущение конца долгого пути. Многим казалось, что они как никогда близки к победе. Оставалось только сожалеть о том, что русские все еще продолжают сопротивляться.
Солдаты вермахта при каждой возможности писали домой, гордясь тем, что стоят на восточной окраине германского рейха. Те бойцы, которым довелось участвовать еще в балканской кампании, взглянув на белые здания на западном берегу Волги, сразу же вспоминали об Афинах. Такое невероятное сопоставление привело к тому, что некоторые из них в своих посланиях даже стали именовать Сталинград Акрополем.
Подразделения 6-й армии, все еще ожидавшие переправы через Дон, завидовали славе немецкого «авангарда». Один зенитчик писал домой следующее: «Скоро у нас будет право петь „Стоит солдат на Волге“. Артиллерист имел в виду так называемую „Волжскую песню“, музыку к которой написал Франц Легар.
Казалось, ничто не способно остановить германскую армию. «Вы не можете себе представить, с какой скоростью продвигаются вперед наши моторизованные части, – писал домой боец 389-й пехотной дивизии. – И при этом постоянная поддержка Люфтваффе. Ей-богу, мы в полной безопасности, ведь в небе наши асы. Кстати, русских самолетов я вообще еще не видел. Да, хочу поделиться с вами маленьким лучиком надежды – наша дивизия выполнит свою боевую задачу, как только Сталинград падет. И тогда, да будет на то Божья воля, мы увидимся. После захвата Сталинграда русская армия на юге будет полностью уничтожена».
Позиция генерала Хубе, однако, была не столь уж неуязвима. Угроза волжскому судоходству, не говоря уже о гневных звонках из Кремля, вынудили Еременко спешно контратаковать противника на северном фланге. Это могло бы сломить немецкий «узкий коридор». Русская артиллерия обстреливала отрезок в 4 километра шириной с двух сторон, и немцы не в состоянии были ответить. Не только у 16-й танковой дивизии Хубе, но и у всего корпуса кончилось горючее.
25 августа Рихтгофен вылетел на встречу с Паулюсом и фон Вейдлицем в штаб 76-й пехотной дивизии. Паулюс жестоко страдал от дизентерии, – которую немцы именовали не иначе как «русской болезнью», – что, конечно, не способствовало хорошему настроению. Нетерпеливый Рихтгофен отметил, что командующий 6-й армией сильно нервничает по поводу создавшегося положения. В ту ночь пилоты Люфтваффе сбросили на парашютах запасы продовольствия для 14-й танковой дивизии, но большая часть их то ли затерялась, то ли попала в руки врага. На следующее утро германская воздушная разведка доложила, что советские танковые части концентрируются на севере. Рихтгофен, как и Гитлер, считал, что быстрая победа под Сталинградом решит все проблемы растянувшегося левого фланга и покончит с Красной Армией. Паулюс думал так же. Он тоже считал, что русские войска должны быть разбиты под Сталинградом, поэтому, когда генерал фон Витерсхайм стал настоятельно рекомендовать частичное отступление, Паулюс немедленно снял его, а на вакантную должность назначил генерала Хубе.
Многое зависело от быстроты продвижения 4-й армии с юга. Гитлер обязал Гота оставить один танковый корпус на Кавказе, после чего у генерала остались только 28-й и 4-й танковые корпуса. Так что положение германских войск можно охарактеризовать словами генерала Штрекера: «Чем ближе к Сталинграду, тем мизернее ежедневные результаты».
Куда более ожесточенная оборона готовилась в самом городе. Комитет обороны Сталинграда издал приказ: «Не сдадим город немцам!». 27 августа, впервые за последние пять недель, прошел дождь. Дороги моментально превратились в жидкое месиво, что, конечно, задержало продвижение армии Гота. Однако не только плохие дороги стали причиной задержки на правом фланге. В районе озера Сапра немцы наткнулись на яростное сопротивление советских войск. Особенно отличился штрафной батальон, входивший в состав 91-й стрелковой дивизии. Политотдел Сталинградского фронта позднее докладывал Щербакову: «Солдаты искупили свою вину героизмом и должны быть реабилитированы. Их следует вернуть в те подразделения, в которых они служили раньше». Но, прежде чем хоть что-то было сделано, почти все солдаты погибли.