Сталинград. Том пятый. Ударил фонтан огня

– Что за диво! Почему не знаю? В рот меня чих-пых…Ишь ты и сапожки на ножках хромовые! Чья такая? Кто с ней цацкается?

– Хорош глазеть, шею свернёшь…Гляделки твои бесстыжие.

– Эт-то ещё почему? – Сергунок браво закрутил чёрный гусарский ус.

– Мой тебе совет Казак: сиди на жопе ровно. Тебе за неё вложат ума…

– И кто же? – дерзко глядя в глаза, усмехнулся Сергей.

– Зам по тылу, капитан Радченко. Это он привёз её недавно с правого берега. Жизня не тёплая остобыдла…Привык сытик с комфортом жить. Быт-то нам по домам к бабам не охота. Да уж, кому война, а кому мать родна. Он сволота и за Родину «воюет-то» с удобствами…

– Да уж, с «удобствами», – Сергунок до последнего обмасливал её взглядом. А та, будто чувствовала: покачивала своей прелестной грудью, как маятником, вызывающе подрагивая бёдрами, рысила в полевой лазарет, улыбаясь взводам поочередно, товарищам офицерам в отдельности. – «Вот, ведь, стерва…в бровь меня чих-пых…» – криво усмехнулся Казак.

– Даже не рыпайся, не твоя перина. Радченко стережёт её пуще глаза. Она вроде его ППШ. Он хоть и тыловая крыса и с животом, как тот ранец, зато с такими связями…– Суфьяныч закатил глаза. – Уф, спаси Аллах…Короче размажет, если что, дерьма от тебя не останется. Ферштейн, камерад?

– Учту. Данке шён за совет. Конь на четырёх ногах и то спотыкается. Но, как хоть звать – то её.

– Тамара.

– Ох, ты-ы…– Казак весело присвистнул это не про неё? Он сделал вид, будто у него в руках двухрядка и растянул меха:

Бежит по полю санитарка – звать Тамарка,

Давай. Тебя перевяжу…Сикусь-накусь-выкуси!

И в санитарную машину, ёксель-моксель, С собою рядом положу…

– Ну дела, – Серёга скрутил цигарку, пыхнул дымком, – у этого пузатого жука Радченко, поди, в каждом городе по такой королевне есть.

– Не дрейф…и тебе повезёт, – затягиваясь переданной цигаркой, успокоил Марат.

– Откуда? Везенье-то прикатит? В деревнях по три калеки осталось и те нарасхват.

– Вот и я за то! Наш брат теперь на вес золота! В почёте.

– Да уж. Только в нашем положении о юбках и мечтать. Во-он, какие тут у нас пейзажи: небо в огне, солдат в дерьме, земля в пепле. Здесь только влюбляться.

– Не скажи-и! – приподнятым голосом возразил Суфьяныч, прищурил рысьи глаза. – Третьего дня батяня-комбат отправил меня с бойцами на пристань груз встретить. Ну прибыли, значит…Вокруг жуть, чёрт ногу сломит…На пристани – хрен ночевал… над Волгой юнкерсы-мессеры коршунячьими стаями кружат. Вода кипит от их бомб, из-за стены воды другой берег не виден. Ну ждём, значит, укрылись получше, мало ли что…Груз больно ценный ждали!

– Ну и? – Казаков нетерпеливо ёрзнул задом на ящике.

– Вдруг слышим рядом, прикинь: в проломе за стеной, на этаж ниже – жизнь, кто-то стонет…Мы, понятно, метнулись на выручку, автоматы наперевес…Добежали, припали к щели и мгновенно опьянели от тепла. Помню, пахло жильём: углями, керосином, старым тряпьём, полушубками, войлоком. Наконец глаза привыкли к темноте, а там! Ба…твою мать в гарнизон!..– Суфьяныч звонко хлопнул в ладоши. – кровать здоровенная посреди подвала, с матрасами и подушками…Баба голая – ноги к потолку задраны, на ней мореман меж ляжек…в одном тельнике с голой жопой. Туда – сюда понужает, как паровой поршень…

– Вот это да-а! – восторженно гоготнул Сергунок. – чо?

– Тут передых у них случился. Видать, отстрелялся морской.

Мы притаились, зачем мешать песне? Слухаем – шёпот горячий.

– Кровать подлюка скрипит…весь берег услышит!

– Нехай завидуют. А, может, у нас военно-полевой роман, матросик?

– Цыц, дура, какой роман? Перепихнулись и хорош. Вся любовь и сиськи набок.

– Да ладно тарахтеть. Ой, ой ногу свело…Да погодь, ты матросик-барбосик, пуговка-сучка не расстёгивается!

– Тише ты, сирена! Ну, готова?

– Служу Советскому Союзу!

И тут они опять дали жару, только в шубу заворачивай… Он потом и говорит ей: так мол и так, благодарю за рвение. Молодец девка с понятием. Мужик без бабы, как солдат без винтовки.

Суфьяныч помолчал, добивая цигарку, бросил её под сапог.

– А потом они встали…срам прикрыть, значит…

– Хороша была девка? Корпусная? С дойками, как положено?

– Ну, ты кобель…

– Так как? – глаза Казака горели, рот был чуть приоткрыт, переполненный похотью пах напряжённо пульсировал.

– Баба, как баба? В полутьме молодой, свежей казалась. Знаешь, ведь? В темноте все кошки серые. Хотя помню, цвет лица был, как не живой…Шибко белый с румянами. И губы такие, ровно она, вот только свёклу ела, усёк?

– Шлюха, что ли? – Серёга вскинул подвижные чёрные брови.

– Точно так. Он ей банку тушёнки на стол поставил и треть буханки ржаного сверху.. Ещё спросил на последок:

Мужиков то много?

– Сегодня, ты первый.

– А вчера?

– Один старлей…и два солдатики прибегали. Жив будешь, приходи барбосик ещё. Спирт принеси. Соль, спички, хлеб. Я тут всегда, на посту. Ты – мне, я – тебе…Глядишь и выживем в этом аду!

– Нет, груз мы не получили. Фашист опять паром разбомбил. Одни бушлаты, как пельмени в кипящей воде.