Сталинградские новеллы

Мой друг Сурен, например, был из тех мужчин, которые знают толк в женщинах. У него был высокий вкус, его можно было считать влюбчивым, но разборчивым и до конца верным своему выбору или своей доле. Так случилось, что в своё время судьба развела его с любимой женщиной, и он мужественно это перенёс, был до конца своей жизни предан своей доле.

Скажу честно, я не уверен, что такая жертвенная верность нужна кому-то из членов такого брачного союза, если один из них чувствует себя ущербным и долгие годы ходит с поникшей головой. И сколько я помню Арсена – он всё время смотрел вниз, под ноги. Как в медицине говорят о нормальном кровяном давлении, так и у него: это была его рабочая поза. Ведь от хорошей счастливой жизни голова не опускается, а наоборот, поднимается вверх. Но уж такова жизнь, и у каждого человека своя конституция, своя судьба и свой рок!

Женщины его любили, и не всегда конъюнктурно, в поисках сильного покровителя; он их тоже привечал в пределах своих потенциальных возможностей. Жил мирно со своей Людмилой, если не считать её покрикивания на него. Временами, по долгу необходимости, во время праздничных торжеств, он хвалил её прилюдно, и это было вполне нормально и закономерно.

Так сложилось, что я был знаком с женщиной его сердца, мы работали в одной организации, и он об этом знал. Разумеется, он догадывался и о том, что я знаком с его прошлой семейной историей, но никогда этот вопрос не выносил на обсуждение, разве только общие слова и косвенные намёки.

Я уже говорил о том, что все мы, мужчины, разные, есть среди нас Дон Жуаны и Казановы, есть Онегины и Печорины, есть и святые апостолы Павлы. И все мы при наличии мужской потенции ведём себя по-разному, то есть в каждом из нас заложена своя программа. У кого-то есть механизм ограничения скорости, у кого-то его нет. А у кого-то, как у апостола Павла, заложена высокая духовная жертвенность, которая помогает ему бороться с человеческими слабостями.

Ну а что касается русской народной бани, то, опираясь на «Божественную Комедию» Алигьери Данте, её можно сравнить с «Чистилищем» – промежуточным звеном между «Адом» и «Раем», куда человек попадает для того, чтобы очистить не только своё тело, но и душу. И если кто-то из нас использует эту русскую баню не по назначению, то пусть он сам и будет в ответе. А данная история о бане, описанная мною и прочтённая вами, конечно же, не лучший образец для подражания, а всего лишь кусок частной жизни отдельно взятого человека.

Глава 4 Юный «ветеран войны»

В отличие от главного героя моих новелл, для которого война – к счастью или худу – ограничилась Сталинградской битвой и закончилась на Волге, я считаю себя «ветераном», так как «участвовал» в этой войне с первых до последних дней и даже видел местечковый салют в честь Дня Победы. Поэтому, если вдруг кто-то меня спросит, по какому это праву я пишу об этой войне, не будучи участником реальных боёв, я отвечу: по праву «ветерана» и сироты, а главное – по праву сына «врага народа», выжившего и в период войны, и в не менее опасное послевоенное «мирное время», когда пачками гибли люди, чудом уцелевшие в только что закончившейся кровопролитной войне.

Пишу, однако, не от скуки или графоманского зуда, пишу не корысти ради – могу поклясться хоть на Конституции, хоть на Библии, хоть на Коране, что от своих книг не имел даже и рубля. Пишу для души и от души, а ещё и для тех душ, которые не успели очерстветь в этой мирной, но жестокой борьбе за выживание; для тех, кто ещё способен сопереживать и сострадать. И, глядишь, кто-нибудь да прочтёт, ведь говорят же, что на вкус и цвет товарищей нет.

Не знаю, сколько осталось реальных участников войны, знаю лишь, что очень мало. Нас, детей – участников войны, ходивших в то время под стол или вовсе под себя, разумеется, осталось больше, но и мы постепенно опускаемся по эскалатору на нулевой этаж. Многие из нас оставят после себя воспоминания, которые написаны на бумаге, на холсте, на нотах или на сердце; вот из них-то и будет состоять наша память. И я уверен, что наши труды будут востребованы не только по форме, но и по духовному содержанию; не говорю, что для всех, но пусть даже для своих потомков. А то, что возраст той войны подкрадывается к своему вековому рубежу, так это ничего не значит, особенно на фоне слов древнерусского князя Святослава, некогда обратившегося к своим воинам перед битвой с византийцами: «Так не посрамим земли Русской, но ляжем здесь костьми, ибо мёртвые срама не имут!». А ещё я скажу, что память, как часть вечного Духа, – бесконечна.