Сталингранские сны (СИ)

Когда ветерок был чуть сильнее, гул грохот разрастался, и становились слышны отдаленные гулкие вздохи, то ли взрывы тяжелых авиабомб, то ли взрывы промышленных объектов. Потом звук вместе с ветерком слабел, и, казалось, что фронт мотается туда-сюда как детская скакалка.

Все невольно прислушивались, невольно стараясь прикинуть расстояние до него.

Среди идущего впереди стрелков взвода противотанкистов, несущих на плечах свои 14,5 миллиметровые ПТРСы и ящики бронебойных пуль, кто-то начал по своему почину неуверенно запевать песню:

Славное море - священный Байкал!

Славный корабль - омулёвая бочка!

Эй, Баргузин, пошевеливай вал,

Молодцу плыть недалёко.

Долго я царские цепи влачил,

Долго бродил я в горах Акатуя

Старый товарищ бежать пособил,

Ожил я волю почуя!

Запевалу поддержали слабо. Голоса солдат рвались одышкой, не вытягивая длинные фразы народной песни о беглом каторжнике. Песня вскоре утихла сама собой. Длинные тела шести противотанковых ружей на плечах красноармейцев качались при ходьбе, словно брошенные вёсла лодок, уносимых течением и байкальским ветром.

Где-то сзади них затянули совсем иное. Это запела третья рота. Она шла в самом хвосте колонны, за ротой противотанковых пушек и перед вереницей конных повозок с десятисуточным запасом продовольствия и боеприпасов. Рота эта была почти полностью набрана из казахов, и была сейчас скрыта от глаз в пылевом облаке. Через шум, издаваемый тысячами людей, повозок, лошадей, грузовиков, их заунывное пение было еле различимо.

Ровная, без украшений мелодия неведомой большинству бойцов песни, сливалась с жарким воздухом, входило то в унисон, то в резонанс с гулом, идущим отовсюду: от земли, неба, воздуха, людей, животных и машин. Казахская песня была похожа на липкий от безветрия, душный воздух, дрожащий над сухой жёлтой травой и пятнами зелёных полян:

А-а-а-а-ай!

Айын тусын онынна-а-а-ан, жулдызынь тусын сонынна-а-ан,

Хабарсыз кетсень тым узак, сансызбай шыгар соньынан.

Кхыз Жбек енд келгенше-е-е, келн боп уйге еньгенше,

Даяр етп кояйы-ы-ы-ык, салдырып сара-а-а-ай езгеше-е-е-е...

А-а-а-а-ай!

На самом деле пелось о печали храброго батыра, вспоминающего перед смертельной битвой отца, мать, братьев и сестёр, о больших табунах коней в благоухающей цветами и травами степи, прр обещание любимой девушки дождаться батыра или умереть. От песни, запаха разогретой солнцем полыни, пыли, разлитая в воздухе тревога будто сделалась сильнее.

Несколько волков, похожие на больших собак, обычно осторожных и скрывающихся в балках и оврагах, появились совсем недалеко от дороги из травы. Они спокойно прошли меду групп и одиночных людей, отошедших от дороги и справляющих нужду. Остановились и стали рассматривать всё вокруг. Несколько женщин, едва опустив подолы платьев, бросились от них прочь. Один из пастухов, перегоняющих неподалёку большой гурт коров с телятами, поскакал к волкам, маша хлыстом в воздухе, скорее по привычке, чем из-за опасности для стада. Волки нехотя отошли подальше, однако не стали уходить совсем. Они сели на задние лапы в высокой траве, осматриваясь и принюхиваясь. Хищники и падальщики одновременно волки, вместе с воронами, низко летающими над степью то тут, то там, являли собой зловещее предзнаменование, интуитивно понятное даже не суеверным людям. Потревоженные людскими делами животные были выбиты из привычной и размеренной своей жизни, не знающей времени и свершений. Их ривычная добыча разбежалась и попряталась. Мертвецы, трупы погибших при перегоне коров, овец и лошадей, запах крови и тлена наполнил их привычный мир новым смыслом.

Кто-то за спиной Петрюка не выдержал и сипло крикнул казахам, повернувшись назад:

- Братцы, родные, не тяните душу, не тяните, и без вас жуть как муторно!

Казахи то ли поняли, толи допели что хотели до конца, однако они умолкли.

Опять все некоторое время шли молча.

- Не то поёте, товарищи солдаты, не то! - сказал старшина с укоризной, - ну ка, печенники, запевай "Всё выше!" Давай, москвич, ты у нас голосистый!

Надеждин не мог не запеть. Быть запевалой роты, чувствовать, как вслушиваются сотни человек в твой голос, готовые повторить последнюю строчку куплета или грянуть припев, соизмеряя сильную долю мелодии со строевым шагом левой ноги, было для него удовольствием. Прохождение торжественным маршем, смотр строевой песни, праздники и походы во время комплектования и обучения дивизии в Славянке, были радостными событиями. Обычно глухой его голос, при пении наполнялся воздухом здоровых лёгких, обретал силу высокого баритона и окрашивался звонкими нотками. Усталость как всегда сама собой отступила и он бодро запел любимый большинством марш авиаторов:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!

Преодолеть пространство и простор,

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца пламенный мотор!

Припев подхватили не все, кто-то просто шевелили губами, но всё-таки он прозвучал, пусть не в ногу, пусть нестройно, не попадая в ноты, но достаточно мощно:

Всё выше, выше и выше,

Стремим мы полёт наших птиц.

И в каждом пропеллере дышит

Спокойствие наших границ!