Сталинъюгенд

Закончив чтение, Меркулов, чуть не сорвавший голос, ещё раз грозно обвёл взглядом друзей, затерявшихся среди конвоиров, и поставил жирную точку:

— Вам всё понятно?

Ответом была тишина.

— Скажите спасибо товарищу Сталину.

После этих слов нарком и, последовавший за ним Горшенин, покинули «зал заседаний».

Влодзимирский, всё это время ненавидяще смотревший на своих подопечных, сказал:

— Осужденные… возьмите личные вещи и слева по одному, начиная с Бакулева, подходите к столу и расписывайтесь в получении приговора.

В этот момент произошло непредвиденное — самый младший, Серго Микоян, из-за заикания обычно стеснявшийся брать на себя инициативу, вдруг запротестовал:

— А мы ничего антисоветского не делали и не хотели делать!… Я не подпишу такую бумагу.

Это послужило сигналом — все загалдели в его поддержку, однако их остановил громовый окрик начследа:

— Всем заткнуться и оставаться на местах! Так вот, щенки, запомните: кто из вас сейчас откажется подписывать это «Заключение», будет немедленно отправлен в карцер. С завтрашнего дня против него начнется дополнительное расследование, и я даю слово, что из тюрьмы такой бунтарь выйдет нескоро!

Друзья сразу же стихли, остановленные нешуточной угрозой, и вновь сели на скамьи. Ни у одного не возникло сомнений в серьёзности намерений госбезопасности. Надо было принимать какое-то решение и выходить из патовой ситуации. Теперь уже роль лидера взял на себя самый старший — Ваня Микоян.

— …Лев Емельянович, вы должны нас понять — ведь не было никакого суда. Нам даже не дали сказать в своё оправдание последнее слово.

— Вы достаточно оправдывались и изворачивались на следствии!… Слушайте теперь моё последнее слово!… За ним уже начнутся действия! Вас всех про-сти-ли! Быстро подходите по одному и расписывайтесь в получении документов на руки!

Догадаться, что Влодзимирский сам находится в цугцванге с составленным текстом «Заключения», ребята, конечно, не могли. Пример показал тот же Ваня — он встал и, не поднимая головы, подошёл к столу, где расписался в получении приговора. За ним потянулись остальные.

Каждый получил на руки экземпляр текста из-под копирки, где под местом подписей наркома госбезопасности и прокурора Союза было впечатано уже первой копией:

«ВЕРНО: НАЧ. СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ НКГБ СССР

Комиссар государственной безопасности

(Влодзимирский)

18 декабря 1943 года».

Рядом с фамилией инквизитора красовалась его подпись: «Л. Влодзимирский», выполненная интеллигентным почерком.

* * *

Ещё минут через пятнадцать, выдав справки об освобождении, их выпустили на морозную улицу через выход с тыльной стороны здания Наркомата госбезопасности на Фуркасовский. Всем им было идти в сторону Кремля. Не отставая друг от друга, они выскочили на Большую Лубянскую и быстрыми шагами устремились вниз к Манежу. Пуржило, и навстречу им резкими посвистами и порывами дул леденящий и пронизывающий декабрьский ветер, то и дело забрасывавший жесткие, морозные крупинки за воротники, за завязанные под подбородки шапки-ушанки и за запахи их зимних пальто. Чтобы не быть сбитыми с ног ветром, они шли навстречу его порывам, пригнувшись вперёд. За полгода разлуки друзья немного отвыкли друг от друга.

Вечерняя зимняя Москва военной поры оказалась совершенно безлюдна. С Пушечной, наперерез ребятам, устремился патруль, заинтересовавшийся странной группой. Возглавлял его армейский капитан, а сзади маячили двое красноармейцев с винтовками за плечами.

— Почему нарушаете комендантский час? Ваши документы!

Сняв варежки, они послушно достали из внутренних карманов пальто узкие полоски бумаги, где значилось, что сего числа, в 22.00, они освобождены из заключения во внутренней тюрьме НКГБ, и протянули их офицеру.

Взяв Ванин листок в неснятую на морозе рукавицу, капитан изучил документ, внимательно вчитываясь в каждое слово. Вернув справку, он брал такую же у следующего, пока не прочёл все.

— Не пойму, — спросил начальник патруля, попеременно глядя то на Ваню, то на Серёжу. — Вы что же, сыновья товарища Микояна?…

Микоянчики, молча отогревавшие дыханием заледеневшие ладони и перетаптывавшиеся с ноги на ногу, с ответом не спешили.

— Ну а кто же ещё могут быть Вано Анастасович и Серго Анастасович Микояны?! — Воскликнул уже осмелевший и самый наглый из парней, Артём, испугавшись, что сейчас всех потащат в комендатуру «до выяснения обстоятельств».

Это, и вправду, спасло положение: капитан отдал честь и пожелал счастливого пути. Солдаты посторонились, и замерзшие мальчишки, убрав в карманы справки и надев варежки на уже закоченевшие руки, припустили вниз, в сторону улицы Горького, оставив оторопевшего офицера в одиночку додумывать загадку с детьми члена Политбюро.

Казалось, друзьям только и надо было — снова пережить плечом к плечу какой-то крошечный волнительный отрезок жизни — чтобы исчезло отчуждение.

— Неужели все закончилось?! — прорвался сквозь ветер голос Арманда.

— Вроде бы да, — почти набегу, откликнулся Реденс.