Сталинизм и война

Однако «антикоммунизм» далеко не исчерпывает всего многообразия самых различных интересов. Существовали мощные межимпериалистические противоречия, которые буквально разрывали на части капиталистический мир 30-х гг. Его капитаны не научились еще (это произойдет позднее!) предотвращать, по крайней мере, смягчать столкновения. Чаще всего эти противоречия подавляли все остальное. Важно, что и в среде ведущих политиков Запада были люди типа не только Н.Чемберлена, но и У.Черчилля. Последний понимал диалектику двух названных факторов. Его сознание не было так догматизировано. Известна его фраза, высказанная после нападения Германии на СССР и в связи с поддержкой Англией Советского Союза. Если завтра Гитлер нападет на преисподнюю, Черчилль будет готов вступить в союз с сатаной. Черчилль понимал, что главным врагом Англии в то время была Германия.

Помимо страха перед демократическими движениями, в противовес которым Чемберлен и его единомышленники стремились усилить фашизм, чем последний искусно пользовался, были и другие факторы. Так, в мюнхенском курсе, несомненно, было что-то от традиционной британской политики «равновесия» на европейском континенте. Правительства Англии на протяжении веков стремились поддерживать второе по силе государство на материке, противопоставляя его первому. Что-то в этом напоминает и известный принцип Римской империи «разделяй и властвуй». Впрочем, Чемберлен, предоставляя Гитлеру свободу рук в Восточной Европе, во многом отступал от этих принципов и очень многим рисковал. Чрезмерное усиление Германии за счет ресурсов этого региона (а на меньшее Гитлер и не согласился бы, чего не понимал Чемберлен) создало бы огромную опасность для Англии. Некоторые наши авторы, увлекаясь критикой «умиротворителей», полагают, что они «отдавали» СССР Германии. Так могли поступить лишь умалишенные. Английскую политику в целом обвинить в этом нельзя.

В мюнхенском курсе было стремление учесть небывало сильные пацифистские настроения миллионных масс населения западных стран. Понятие «пацифист» ошибочно сужать до определения молодого человека, не желающего служить в армии. Так поступают некоторые философы и публицисты. Понятие «пацифизм» более широко. После первой мировой войны он был заметным политическим фактором. Ее ужасы явились небывалыми в истории человечества и произвели сильнейшее впечатление на граждан государств Западной Европы. В СССР эти события были заслонены революцией и гражданской войной. Правительства западных держав более активно, чем перед первой мировой войной искали путей к мирному разрешению конфликтов. Напомним образование Лиги Наций, различные двусторонние и многосторонние соглашения. Мюнхенское соглашение не было исключением в этом ряду.

Помимо упомянутого циничного расчета, когда в торге великих держав разменной монетой служили народы, были и просто ошибки; «самоиллюзии и глупости» (Дж. Эмерсон, Англия) несведущих в политике людей, волею судеб вознесенных на дипломатический Олимп. Таков, например, Чемберлен. Не только цинизм, но и элементарная некомпетентность руководила им. Может быть, наиболее грубой ошибкой мюнхенцев было то, что их обманула фашистская пропаганда. Соглашение в Мюнхене было заключено на неожиданно оптимальных для Гитлера условиях в значительной степени под угрозой германского вторжения в ЧСР. По мнению Г. Вебера (ФРГ), Мюнхен был «великим заблуждением». Во время мюнхенской конференции фашистская дипломатия, пропаганда, вермахт все делали, чтобы убедить Лондон и Париж: германский народ непреклонен в решении судетского вопроса, а его армия непобедима. Мюнхенцы поверили. Германские же генералы признавали позднее, что это был просто большой блеф — вермахт не был готов к настоящей войне. Гитлер предложил войну нервов и вышел победителем. В гораздо больших масштабах такой блеф повторится перед 22 июня 1941 г. К длительной войне с новым, еще более грозным противником германский фашизм снова был не готов. Начальные же успехи подарил ему Сталин.