Сталинизм и война

Последствия нападения не ограничиваются 1941 г., как пытаются представить. Такое начало войны лихорадило народ вплоть до мая 1945 г. Необходимо в принципе отвергнуть тезис приказа НКО от 23 февраля 1942 г. о том, что «момент внезапности и неожиданности, как резерв немецко-фашистских войск, израсходован полностью», что судьба войны теперь будет решаться «постоянно действующими факторами: прочность тыла, моральный дух армии, количество и качество дивизий, вооружение армии, организаторские способности начальствующего состава армии». По Сталину, «стоило исчезнуть в арсенале немцев моменту внезапности, чтобы немецко-фашистская армия оказалась перед катастрофой» (ситуацию «перед катастрофой» он без особого труда обнаружит и после Курской битвы). Заметим вскользь, что из числа этих «постоянных факторов» войны доморощенный стратег вычеркнул пространство и время, хотя их признание является аксиомой военной науки. Чем это объяснить? Может быть, тем, что времени до и в период войны Сталину постоянно и остро не хватало, а огромное пространство страны много раз решительно компенсировало грубейшие просчеты «вождя».

Кстати, «момент» внезапности — не частный ли случай фактора времени? Не время ли и пространство уступил Сталин Гитлеру 22 июня?

Тенденциозная оценка не была случайной. В приказе НКО 1 мая она повторяется: «после временного отхода, вызванного вероломным нападением немецких империалистов, Красная Армия добилась перелома в ходе войны и перешла от активной обороны к усиленному наступлению на вражеские войска». Итак, речь пошла даже о «переломе». Во всех этих построениях верно лишь то, что в 1941 г. РККА окончательно сорвала план скоротечного похода, тем самым предрешила и конечное поражение Германии. Но фактор внезапности отнюдь не был исчерпан, хотя Сталин и пытался отнести его к «второстепенным», «привходящим». К сожалению, эта мысль и 50 лет спустя остается не ясной многим военным историкам. В. Золотарев почти буквально повторяет текст приказа Сталина: «Действие фактора внезапности сошло на нет, и во всю силу развернулись постоянно действующие факторы войны, ситуация на советско-германском фронте резко изменилась»[232].

Пагубные последствия внезапного нападения оказали влияние на руководство войной в целом. В первую очередь необходимо отметить, что главный источник внезапности — неадекватная оценка противника — не исчезал вплоть до Берлинской операции 1945 г. Особенно ярко проявилось это во второй половине 1941 г. Но первая половина 1942 г. в основном прошла под знаком того же авантюризма, того же незнания противника. Несостоятельность решения Сталина наступать по всему фронту становится особенно очевидной в свете только что приведенных данных о потерях РККА в 1941 г. Неожиданно для Ставки противник осуществил наступление не на Западном направлении, где она сосредоточила резервы, а на Юго-Западном, и Красная Армия вновь отступила, теперь уже до Волги и Кавказа. Весьма показательно, что этому просчету, как и год назад, снова значительно способствовала дезинформация, организованная противником (план «Кремль»).

Предстоит еще изучить, как порожденная сталинизмом внезапность в свою очередь повлияла на обострение наиболее худших его черт. Однако уже сейчас есть основания утверждать, что после потери кадровых соединений летом 1941 г. профессиональный уровень РККА вновь резко упал, как это уже было после репрессий 1937–1938 гг. Крайняя нужда заставила, в частности, резко снизить требования, предъявляемые к подготовке командного состава. Военные академии и училища фактически были заменены краткосрочными курсами, вступительные экзамены по существу отменялись. Упало качество руководства в целом от Верховного Главнокомандующего до командира отделения. Цена, которую заплатила армия за формирование новой полководческой школы в 1941–1945 гг., была чрезвычайно высока. С самого начала войны усилились не только непрофессиональность, но также бюрократизация, жестокость и другие черты сталинистской системы управления.