Спустя некоторое время в военную академию, где служил полковник Евгений Джугашвили, пришло письмо, подписанное Светланой Аллилуевой, где она настоятельно требовала «разобраться» с племянником, т. к. он явно «живет не по средствам и имеет побочные, незаконные доходы».
Не понравилось Светлане Иосифовне и то, как ее приняли официальные власти. Она прилетела в Москву 25 октября 1984 года, а уже первого ноября того же года в Верховном Совете СССР был подписан указ о присвоении гражданства С. И. Аллилуевой и ее дочери. Эта оперативность почему-то пришлась не по душе Светлане Иосифовне. Еще больше она опечалилась, когда ей предложили роскошное жилье — четыре комнаты общей площадью девяносто квадратных метров в новом доме по улице Алексея Толстого, построенного для членов Политбюро. Здесь она усмотрела какой-то определенный подвох и сразу же отказалась от квартиры под тем предлогом, что квартира для нее слишком велика и все заботы по ее уборке лягут на ее плечи.
Вскоре она заявила, что хочет жить в Грузии, на родине отца. Там ее тоже приняли, что называется, с распростертыми объятиями. Ей предоставили квартиру с двумя спальнями и столовой. Предложили прислугу, гувернантку для дочери и машину. Все делалось от чистого сердца, в знак признательности заслуг ее великого отца. Но Светлана не понимала этого. Она всех в чем-то подозревала. И когда ее попросили поделиться воспоминаниями об отце, она отказалась.
Однако она не могла отказать дочери посетить места, где жил когда-то дед, и они отправились из Тбилиси в Гори. Американская внучка Сталина широко открытыми глазами смотрела на лачугу, где родился ее дедушка и слушала рассказ экскурсовода (ее мама ничего не знала о детстве своего отца) о том, как ее дедушка маленьким мальчиком учился в приходской школе, где он изучил три языка: русский, грузинский, греческий (Оле показали парту, за которой он сидел). Потом он учился в семинарии, стал революционером, главой Советского Союза и, разгромив Германию, спас человечество от фашистской чумы. Последнее Ольга уже знала. Она хранила газетную вырезку с фотографией, где ее дедушка сидит рядом с американским президентом Рузвельтом и английским премьер-министром Черчиллем. И девочка впервые подумала о том, какой неизмеримо трудный и славный путь проделал ее дедушка, чтобы из этой лачуги встать вровень с первыми людьми мира и навечно войти в историю. Ольга почувствовала — не могла не почувствовать, — гордость за своего великого деда.
Что касается Светланы, то для нее отец не был примером. Она всю жизнь не могла найти покоя, кочевала с места на место в поисках лучшей доли. В Грузии и Москве ей не хотелось жить. С сыном, племянниками и другими родственниками она рассорилась, обозвав их «хамами» и «некультурными людьми». Ей осталось выяснить свои отношения только с Катей, дочерью, которую она бросила, когда бежала из страны, и которая теперь жила и работала геодезистом на Камчатке. Екатерина знала о приезде матери, но не приехала к ней в Москву и только спустя восемь месяцев после ее приезда прислала письмо. Дочь писала матери, что не прощает ее и не простит никогда. С болью и горечью писала она, что мать виновата не только перед нею, но и перед Родиной, которую она предала, перед своим великим отцом, который спас Отечество и все человечество от фашистских захватчиков и которого она со своими американскими спецслужбами самым бессовестным образом оболгала. Дочь требовала, чтобы мать не пыталась устанавливать с ней контакт и каким-то образом вмешиваться в ее жизнь. Вместо подписи в конце письма Катя написала по латыни
Светлана Иосифовна говорила, что это письмо ее рассмешило. Если она не лгала, то у нее действительно не осталось ничего святого. Только безумная и душевно больная мать может смеяться над тем, что родные дети не признают и презирают ее.
Светлана противопоставила себя всему и всем. Она отказалась от Родины и не нашла счастья за океаном, куда снова уехала. Сейчас она одиноко живет в каком-то пансионате для престарелых. Ее книги, где она снова и снова с каким-то маниакальным упорством изображает черными красками портреты своего великого отца, не имеют ни художественной, ни философской, ни мемуарной, ни исторической ценности. И если с этими книгами, когда пробьет ее час, она явится на суд Божий, то и там не найдет оправдания своим поступкам и будет осуждена на вечные муки.
Тайна судьбы человека
Говорят, судьба — это характер. Но что такое тогда характер? Это наследственность, или воспитание, или и то и другое, вместе взятое? Если наследственность, то выходит, что в нашей жизни многое предопределено и от нас самих мало что зависит.