-Оставил? А кому я должен свою жену отдать? Оставил?! Нет у неё... теперь никого, кроме меня. Деться ей более некуда.
Было видно, как злость и раздражение постепенно гаснут в глазах фельдшера. Он махнул рукой:
-Пойду к начальнику трактор просить, - и крупно зашагал к выходу. Из-за перегородки раздался протяжный стон, но Константину казалось, что нет у него больше сил, видеть эти муки. Он вышел на улицу, вдохнул полной грудью воздух, постоял немного. Это ему видеть тяжко, а каково ей? И заторопился назад.
В обед пришел начальник участка. Вызвал Костю на улицу:
-Я трактору солярки выделил, мы тут обойдёмся. Давай устраивай на санях и в больницу. Помрёт и баба и дитё. Фельдшер говорит, срочно надо. Ждать больше нечего. Не разродится сама.
Костя рванулся в комнату:
-Оля?
-Дуся я, Евдокия... -а-а-а!!!!
-Дунюшка, трактор снарядили. Я счас там тебе тёплое гнездо устрою и в больницу, в Удрей. Ты не бойся. И я, и фельдшер, мы с тобой поедем.
-Туда сколько километров, больше пятидесяти будет? - спросила прерывисто, хватая воздух ртом. Прикрыла глаза.
-Ну, я пошёл, надо сани тепло устелить.
-Нет. Никуда я не поеду. Мне что там смерть, что тут.
-О ребёнке подумай. Он- то за что погибать должен? - остановился в дверях, не в силах перешагнуть порог: - Другого выхода нет...
-А-а-а-а!!! Если и спасут ребёнка - отберут, - то ли пот, то ли слезы катились мелкими капельками по вискам и капали на подушку: - а мне всё равно - гибель...
-И не думай! С такими мыслями - точно каюк! Всё бабы рожают... да не терпи ты! Кричи!!! Может с твоим криком-то он быстрее на свет выйдет?!
Вернулся фельдшер.
-У трактора, как назло, что-то полетело. Терпи, Дунюшка. А лучше рожай, поспешай. Потому как пока тракторист наладит поломку, потом дорога... а и в дороге на морозе... сани-то открытые.
-Я там полог сооружу.
-Ох... ладно. Вторые сутки на исходе. Всё, что было в моих силах... в больницу надо... на операцию, - и ушел, будто сам был виноват в тяжёлых родах.
Миновала ещё одна ночь. Костя сидел на табуретке возле кровати. Как чуть успокаивалась жена, дремал и он.
Рано утречком прибежал встревоженный фельдшер.
- Не может он его отремонтировать! Не может! Слей на руки, да выйди.
Костя стоял на крыльце барака. Мысли бежали урывками. До зуда в руках ощущал, как кулак впечатывается в морду того, неизвестного ему следователя, избивавшего его жену, хоть и не рассказывала она подробностей, но и услышанного хватило, чтобы понять, не прошли побои даром. Сказывается и как она замерзала у дороги под ёлкой. И теперь вот... ребёнок, его ребёнок...
- Неужели, Господи, попустишь? Дашь погибнуть в муках двум душам? - Неверующий прежде ни в бога, ни в чёрта, шептал, подняв лицо к небу, просил не ради себя, ради матери и её ребёнка. И не заметил, как скрипнула дверь в коридоре, послышались шаги:
- Слышь? Везти поздно.
Костя сполз спиной по дверному косяку, в глазах потемнело.
- Чего расселся? Везти, говорю, поздно. Ребёнок в проход встал. Будь, что будет, пошли, поможешь.
Он еле поднялся на ватных ногах, да он поможет, он всё сможет! Лишь бы они были живы!
- Значит так, нагреем простынь над печкой, положим на живот, в виде бандажа... ты будешь чуток выдавливать ребёнка этой простынею, а я помогать на выходе. Сил у неё тужиться - больше нет. Хоть дите так, может, спасём.
- А она?
Фельдшер повернулся резко, зло:
- Раньше надо было думать! Она? Сделал своё дело...
- Это же человек родиться!
- А она не человек выходит? В таких муках погибает? Снял бы комнату в Удерее, там роддом. Ей операцию нужно делать! - фельдшер выбросил окурок: - Был бы молодой да зелёный, а то взрослый мужик и такое дело сотворил... бабу перед родами в глухой тайге! Эх!!! Чем только думал? Всё пошли, а то и дитё поздно спасать будет. Хотя и так... как Бог даст!
Ольгин крик стоял в ушах, заставляя сердце то замирать, то оглушительно стучать по рёбрам. Пот заливал глаза и капал с носа. Он смотрел на фельдшера, а тот командовал:
- Давай, ещё чуток... давай, ну... да-ва-а-аай!!!
- А-а-а!!! - Косте показалась, что он услышал детский крик в полной тишине. Ни одного другого звука не воспринимал его слух!
- С сыном вас, Константин Александрович. Давай, режь пуповину, - и фельдшер положил в приготовленную мягкую тряпицу орущий красный комок.
- Сын у нас? Слышишь? Сын! - он наклонился к жене: - Что?
- Пить...
Назвали мальчика Виктор.
После родов шла вторая неделя. В окно заглядывал снежный сугроб, да ветка берёзы, стынущая на морозе. Костя смотрел на жену. В лице ни кровинки. От белёной стены не отличается. Но Витюшку кормит исправно. Молока пока хватает. А вот сама тает на глазах. Про больницу слышать не хочет. Мужики на него как на изверга смотрят. Приходилось терпеть. Не скажешь же им, что для неё больница - это расстрел? На плите варилась картошка с тушёнкой. Он распечатал банку сгущенного молока, развёл с горячей водой: