Сталинка(СИ)

-Ну что, думаешь, за так жисть твою и соплюх энтих спас? Не я, лежали бы рядком с другими под той берёзой. Так что, обещала оказать помощь - придётся раскошелиться. - И по-хозяйски окинул комнату взглядом. Чего ещё утром не утащил? Мать села на стул, сложила на коленях руки и уставилась куда-то в одну точку. Печь давно протопилась, сколько не прижимайся к ней - холодно. Дом выстыл. Семёныч собирал все, что только можно было вынести из дома, и таскал на телегу.

-Ну, что? Вроде всё, - огляделся вокруг. И вдруг увидел над притолокой входной двери, на полке лежали три клубка шести. Попробовал достать, но клубки упали на пол и раскатились по разным углам комнаты. - Ладно, носки своим соплюхам свяжешь. - Хлопнула дверь и под окном заскрипела, трогаясь, телега.

Когда в печи затрещали поленья и дом стал наполняться теплом, мать кивнула: " Следи". Сняла с кровати простынь, свернула её, забрала лопату, ведро и вышла из дома. Не было её долго. Этой же ночью выпал первый снег.

Поезд дёрнулся и стал набирать скорость. Евдокия села на полке, обулась.

-Дуся, ты что?

-Спи, в туалет я.

-Погоди, провожу.

Оставшуюся часть ночи она так и не сомкнула глаз.

Постепенно налаживался быт. Но Агафья почти перестала разговаривать, если что по хозяйству, и то, по необходимости. Перестали заходить родственники и соседи, потому что принимала она их, молча, и также, молча, прощалась, чуть кивнув головой. То ли горькую обиду затаила, что не поднялись всем посёлком, не отстояли своих, то ли разуверилась во всех людях скопом? Строго и жёстко воспитывала дочерей. Как-то вечером, когда Ольга уже лежала в постели, пришла соседка. Ольга вытянулась в струну под одеялом. Опять... пришла та же соседка! Понимая, что произошло что-то необычное, с замиранием сердца прислушалась. Но из комнаты, в которой они с сестрой спали, слышно было плохо.

А произошло вот что.

- Тут ко мне родственник из Польши приехал. - Агафья молчала, даже не пригласив соседку пройти. - Дальний родственник.

- Родственник твой. Я-то тут причём?

- По документам-то он к нам приехал, а на самом деле по твою душу! Только опасается очень. Говорит, разговор у него к тебе есть, из-за которого он весь этот путь и проделал. А что за разговор - молчит. Мол, только тебя касаемо. А я думаю, если из Польши через всю Россию до нашей глуши добирался и только за тем, чтоб с тобой поговорить, то, что же такое могло его пригнать?

- Мне откуда знать? Родственник твой. Не впутывай меня в ваши дела. А по мою душу рано ещё приходить, мне детей поднять надо. Уходи.

- Дай договорить! Может ещё не раз, а тысячу раз спасибо скажешь! Он просил назвать имя: Иосиф Львович Корсак. Ну?

Агафья села на стул. Не дождавшись приглашения, соседка присела напротив.

- Значит, так. Заходить к тебе он опасается. Тебе к нам тоже не велел приходить. А просил, что бы ты утром, когда ещё туманно, вышла к ограде за домом. Он как тебя увидит, подойдёт.

- Никуда я не пойду. Уходи, - и встала со стула.

- Что ж ты меня гнать взялась? Дело хозяйское. Поступай, как знаешь. Только кабы потом всю жизнь жалеть не пришлось.

Агафья молчала, ожидая, когда уйдёт соседка.

Туман клочьями заполнял дворы и огороды Корсаково. Картофельная ботва жирная, высокая, влажная в предутреннем тумане подходила вплотную к ограде, разделяющий участок Агафьи и соседей. Агафья поставила ведро на землю, выдернула клубень: какой урожай ждать?

-Добрай раницы! - услышала негромкий голос. Повернула голову, почти рядом, за невысокой оградой стоял человек. Неяркое утро и туман не давали рассмотреть его. - Вы Агафья будите?

-Не знаю я вас. Что вам от меня надо?

-Вы из рода Корсаковых?

-Грунько я. Агафья Грунько.

- Иосиф Львович Корсак - прадзет ваш?

-Зачем пожаловали?

-Вы про его портреты слышали?

Агафья молчала. Пережитое прошлое заставляло быть осторожной. Но этот человек знал такое, о чём по секрету передавали в роду Агафьи.

-Две картины. Одна должна быть в доме деда, а другая, там должен быть костёл выписан справа за плечом Иосифа, в приходском костеле Глубокого должна храниться. Так знаю. - Незнакомец с трудом подбирал русские слова.

- В 1927 году в Варшаве продац его портрет, за большие деньги. Продац, будто он костёлу принадлежит. А дАкументов подтверждающих, что это так - нета. Мы вас долго шукали... э... искали. У вас может есть дАкументы. Тода можно портрет вернуть вам, как законной владельницы. Это великий гроши.

И всё-таки говорил он вполне ясно и понятно, чтобы у Агафьи зашлось сердце. А ведь и было отчего! Тем временем разгоралось утро. Туман выпал росой, и солнечные лучи заиграли его капельками на темно-зелёной ботве картошки.

- Мы сможем вас вытягнуть отсюда. Вы будите навучать своих детей хорошо. Жиц добра.

Судя по тому, что незнакомец всё чаще сбивался на белорусский язык, стало понятно, как сильно он волнуется. Агафья, ничего не ответив, вырвала картофельный куст, обобрала ещё мелкую картошку в ведро и также, молча, шагнула в сторону.

- Я заувтра в этом же часу буду вас ждать тут.