- Там диванчик в приёмном покое, мне бы остаться...
- Нельзя. Никак нельзя. Да и чем вы поможете? - видя, что просьбы переночевать в приёмном покое не прекратятся, санитарка почти выдавила своим корпусом Петровну за дверь.
На улице осенний ветер рванул полы пальто, дунул холодом за воротник, вышиб из глаз слезу, а может и не ветер был тому виной? Доехала до седьмого участка, напротив проходной Ворошиловский завод строил дома для своих работников. Это и был седьмой участок. В одном из новых домов жила сестра Елены - Надежда. Анастасия шла от остановки и смотрела на окна: в комнате Надежды свет. Значит дома. Ну, ясно, Галина, Володька - Надеждины дети, да Танюшка, куда ж их деть?
Устинья и Акулина сидели на диване. На кухне Надежда кормила ребятишек. Её муж - Петро, работал во вторую смену. Это ж надо? У обеих сестёр мужья как на подбор - тёзки. Анастасия расслабила платок, ожидая: что скажут?
- Слава Богу в моргах нет, - как могла, успокоила Акулина.
Не в силах удержаться, Устинья заголосила тоненько, горько:
- За что же энто мне горе такое? Али я провинилась в чём? Господи, забери мою жисть, спаси дочь мою Елену!
- Хватит за живо-то хоронить! Раз в моргах нет, значит живая. Утром снова искать пойдём. - Решительно пресекла сестру Акулина. Та послушно вытерла глаза кончиком головного платка, кивнула:
- В моргах нет. Стало быть, живая. Бог дасть сыщем.
Решили, что детей оставят с Надеждой. И распределив между собой кому куда идти или ехать, направились по домам.
Третьи сутки Анастасия неотлучно сидела возле сына. Либо Акулина, либо Надежда привозили днём горячий куриный бульон в банке, укутанной так, чтоб не остыл, и Анастасия чайной ложечкой поила сына. На третьи сутки к обеду Пётр пришёл в себя. Врач посмотрел на Петровну поверх очков:
- Ну что ж? Поздравляю. Кризис миновал.
Анастасия протирала сына махровым полотенцем, и пуще всего боялась, что вот сейчас он спросит про Елену.
- Слава Богу! Один очнулся. А то бабонька, что считай вместе с тобой привезли, только её днём, а тебя ночью скорая доставила, так и лежит чурка-чуркой, без сознания. Ни документов при ней, ничего, - вздохнул мужик, явно радуясь, что сосед по койке не помер.
- Мама, помоги... - попытался подняться Пётр.
- Петя, я сама...
- Да ты что, мужик? Нельзя тебе! А-а-а! Держись, коли так! - И сосед почти подхватил на руки Петра.
В соседней палате, белая как мел, разметав по подушке кудри, лежала Елена.
- Скорая доставила. На заводе искусственного волокна, там, где столовая, укладывали бордюры возле пешеходной дорожки, стали натягивать трос, чтоб ряд ровно выставить, а тут женщина перейти решила, трактор трос дернул, а она как раз шагнула, ну и головой о бордюр с размаху ударилась, - врач вздохнула, поправила стетоскоп на груди: - Ни документов при ней, ничего... И в себя не приходит. Не знаем, как и быть. Хорошо мимо скорая проезжала, так рабочие остановили и вот... - она кивнула на кровать с пациенткой.
- Невестка это моя. Сын её искал, когда к вам попал...
- Надо же? Это чтобы так совпало... - и уже другим тоном добавила: - Ну, всё равно, Петру Ефимовичу - строгий пастельный режим!
Оставив Петра на нянечку, Анастасия кинулась к Акулине. До её барака ближе всех. Не очень радостная новость, но все-таки лучше, чем полная неизвестность.
По ночам, лёжа на своей кровати, Петро ждал, пока в больничном коридоре затихнут шаги нянечек и медсестёр, чтобы потом, стараясь не шуметь, направиться к женской палате. Приоткрыв дверь, чутко прислушался, ему казалось, что слышит едва уловимое дыхание жены. При слабом свете ночного освещения, пытался рассмотреть её лицо, и возвращался в свою палату, а через некоторое время, вновь повторял свой поход. Душу терзала мысль, что как только перестанет её караулить, то обязательно случится что-нибудь плохое. А раз он рядом, то как-нибудь всё образуется. Но шли дни, а Елена так и не приходила в сознание. В это утро, только закончился врачебный обход, и Пётр присел на кровати, в палату вернулся лечащий врач.
- Пётр Ефимович, мы тут целый консилиум собирали... понимаете, состояние вашей жены...
- Что?! Ч-ч-что!?
- Тише, тише! Пока без изменений, но в любой момент... понимаете, уже две недели она не приходит в сознание, и все наши усилия результатов не дают.
Пётр отстранил врача, поднялся с кровати, повернулся к нему спиной и уставился в окно:
- Вы хотите сказать, что Ленушка... Ленушка...
- Пока всё не так критично, но время может быть упущено... для лечения и тогда...
- Так чего же упускаете время? - сказал, не поворачиваясь, и не узнал своего голоса.
- Дело в том, что остался только операционный метод. Надо делать трепанацию черепа. Другого выхода не вижу.
Пётр молчал. Вот так же тогда с сыном, поверил врачам оставил Валерика... Если бы забрал его из больницы... если бы забрал! Сын был бы жив! Он виноват в его смерти! А теперь вот... Ленушка.
- Нет! Нет! Не-е-ет!
- Не кричите. Вы тут не одни. Подумайте, хорошенько подумайте. Только, не долго, чтобы не опоздать! - и врач вышел из палаты.