- Ну отчего же? Анастасия Петровна про свой дом говорит, не про чужой. Многие теперь чужое своим считать не стесняются, - негромко, но чётко проговорила гостья.
Но, то ли выпитая стопка подействовала, то ли выговориться очень хотелось, только Петровна не послушала сына:
- Я родом из Бийска. А там, на улице Толстого стоит дом, в пору моей молодости улица Лесозаводской называлась, его до сих пор жильцы называют Сафоновским. Елене пришлось жить со мной в небольшом домике на соседней, Кузнецкой улице, а наше семейное гнездо... - Петровна, вытерла глаза белоснежным платочком с вышитым уголком, - я ей показывала.
- Да, дом крепкий, двухэтажный. Я потом с его жильцами познакомилась. В него восемь семей поселили, - Елена вздохнула, отпила глоток чая. - А дворовые постройки частью развалились без присмотра, частью разобрали на дрова.
- Мама?! Ленушка?!
- Так, когда это было, Петя? Теперь уж быльём поросло.
- Я, Пётр Ефимович, понять вашу маму могу, поэтому опасаться вам нечего.
- А я и смотрю: туфли модные, костюм у мужа... Однако, слышала, что в геологоразведке снабжение хорошее, но там в таких туфлях много не находишь. А если даже на выход, всё равно, уметь надо.
- Мама? - теперь уже Елена перебила свекровь. - Возможно, Евдокии Ивановне неприятен этот разговор.
- Отчего же? Каждой женщине приятно знать, что она хорошо выглядит. Но, я вижу, и Анастасия Петровна не особенно радуется, хотя тоже платье нарядное.
- Так ведь, кому же в радость, когда в родном доме чужие внуки растут? - не унималась Петровна.
Константин вернулся один, Иван остался с женой.
- Надо бы вашей соседке почки проверить. Ну да ладно. Слышу, вы тут разговор за жизнь завели? - и усмехнулся в усы, - Давайте-ка, мужики, ещё по одной!
- Шура?! Не слышишь, что ли? Подложи-ка ещё капустки! - Геннадий хозяйским взглядом окинул стол.
- А у меня картошечка тушёная есть. Печка ещё не остыла, значит и картошка тёплая, - засуетилась Петровна.
- Может, перекурим пока? - Геннадий подошёл к окну, отдёрнул штору, открыл форточку. Положил на подоконник пачку папирос "Беломорканал", спички, рядом поставил пепельницу. - Чем богаты.
Петро и Константин достали из карманов такие же пачки.
Закурили, дым сизой струйкой потянулся в форточку. Через дорогу, напротив окна возводили заводскую трубу выше пяти этажного дома, так что на фоне чёрного ночного неба загадочно и празднично сверкали огни сварки.
- Вот выстроим тут завод, он будет шёлковую нить выпускать. Перестанут женщины ночевать в очередях. А то вон, прошлый раз, втемяшилось маме и Ленушке домой ковровые дорожки купить, так сначала мать караулила, когда их в магазин привезут, потом три очереди занимала. - Пётр выпустил в окно колечко дыма: - Продавали по два с половиной метра в руки, а они решили три к ряду в комнате постелить, значит семь с половиной метров надо. Вот и стояла мать сутки в очереди, ещё и Танюшку прихватила с собой!
- Купила? - улыбнулся Константин.
Петро утвердительно кивнул.
- У нас в магазин геологоразведки тюль привозили. Моя Евдокия тоже прикупила, - Константин заулыбался и от уголков его глаз разбежались лучики морщинок. - Только недолго радовалась.
- Что так?
- Ну, посмотрел я - вроде крепкая такая тюль. Опять же ячея в самый раз. Да и за один заход, что с ней станется? А сеть где ж её возьмешь? Вот и подумал, покажу сыновьям как с бредешком по реке ходить. Потом в этой же реке выполощем и вернём, как ни в чём не бывало.
- Вернули, - от смеха Геннадий закашлялся, выпуская табачный дым.
- Тебе смешно, а нам тогда не до смеха было. Зацепили за корягу на дне. Я и так и этак, и в воду залез отцепить, ни в какую. Одни клочки назад принесли, - и затянулся папироской. - Досталось, конечно, на орехи. Посмотрела моя Евдокия, и, поджав губы, ушла ребячьи рубахи стирать. Дня три ещё "стреляла" в меня своими голубыми глазищами. Было б где, рулон бы той тюли купил, чем такой "обстрел" выдерживать!
- Ну, мужики, бросаем курить пора за стол, - пригласил Геннадий. - У... да тут женщины из закромов бутылочку достали!
Елена ещё не оправилась от своей болезни, и Пётр проводил жену отдыхать. Александра тихонько звякала тарелками в кухонной раковине и что-то чуть слышно напевала себе под нос. Евдокия и Петровна пристроились возле кухонного подоконника, о чем-то негромко переговариваясь. Трое мужчин остались в комнате одни. Выпили ещё по рюмке, повторили...
Константин отломил кусочек хлеба, посмотрел, прищурившись, положил в рот:
- Эх, какой же хлеб вкусный... - сказал, и что-то в его лице неуловимо изменилось. То ли морщины резче обозначились, то ли глаза сильнее потемнели. - Где там мои детушки? Живы ли, едят ли хлебушка вдоволь? - отбросил со лба густую чёрную прядь волос.
-Так вон они, спят, как сурки, - Петро аккуратно отодвинул от себя тарелку.
Константин усмехнулся: