Сталинская эпоха. Экономика, репрессии, индустриализация. 1924–1954

Грабежи и насилия над немецким населением со стороны советских перемещенных лиц всё решительней пресекались. Многие уличенные в этом были отданы под суд военного трибунала. Так, в г. Рыбнитц шайка грабителей из числа репатриантов лагеря № 208 в количестве шести человек была арестована и осуждена военным трибуналом. Такая же участь постигла в Ростоке и группу грабителей (шесть человек) из числа репатриантов лагеря № 210[518].

Как ни странно, многие прибывшие от союзников репатрианты, недовольные тем, что советская администрация не позволяет им грабить немецкое население и издеваться над ним, ставили в пример англичан и американцев, которые, по их уверениям, якобы позволяли им это делать. Так, в политдонесении Управления по делам репатриации ГСОВГ от 2 февраля 1946 г. отмечалось: «Многие репатрианты, прибывшие в лагери в июне – июле 1945 года, были настроены грабить местное немецкое население.

Надо сказать, что имелась масса случаев, когда репатрианты рассказывали, что американцы, англичане в некоторых городах не только не наказывали за грабеж немецкого населения, но и сами натравливали на это советских людей. Репатриант ДЕМИН А. Ф., лагерь № 210, уроженец Ленинградской области, 1927 г. рождения однажды заявил: “Нам союзники позволяли грабить немцев, они позволяли любого немца превратить в лепёшку и даже поощряли это и никого не наказывали. А вот прибыли к вам в лагерь, так нам не разрешают поиздеваться над немцами”»[519].

Сотрудников проверочно-фильтрационных комиссий и Управления репатриации, общавшихся с перемещенными лицами, несколько удивлял охватывавший некоторых из числа последних страх перед перспективой возвращения в родной город или село. А ведь зачастую эти люди больше страшились не НКВД – МВД, а угрозы самочинной расправы, т. е. линчевания со стороны местного советского населения, испытывавшего ненависть к пособникам фашистских оккупантов. Например, в политдонесении Управления по делам репатриации ЦГСВ (Центральной группы советских войск) от 24 января 1946 г. отмечалось: «…Некоторые не спешат домой еще и потому, что скомпрометировали себя перед односельчанами своими связями с немцами. Репатриант Просолов, пойманный при попытке к дезертирству, в беседе с заместителем по политчасти 300 лагеря майором т. Вовченко заявил: “Я думал, что мне дадут лет 5–10 и буду работать, оказалось же, что мне надо ехать домой, а там меня убьют односельчане без всякого суда”. Один репатриант, узнав о том, что его должны отправить в родное село, покончил жизнь самоубийством, скрыв свою фамилию. Следует отметить, что лишь незначительное число репатриантов страшится того, что их отправляют в родные места. Большинство же советских граждан довольны тем, что их отправляют по месту жительства…»[520]

Из этого документа явствует, что среди репатриантов было незначительное число лиц, боявшихся самочинных расправ (линчевания) в случае возвращения их в родные места. А в рядах невозвращенцев, уклонившихся от обязательной репатриации, удельный вес таковых, безусловно, был на порядок выше. Для них уверения официальных советских представителей, что в случае отсутствия серьезной вины перед Родиной им нечего опасаться по возвращении в СССР, были явно недостаточны. Здесь речь шла не столько о вероятности ареста и осуждения, сколько о том, способны ли органы НКВД – МВД и НКГБ – МГБ защитить их от линчевания.

В этом плане опасения части перемещенных лиц были весьма небезосновательными. Именно этой проблеме была посвящена директива НКВД – НКГБ СССР № 194/119 от 3 ноября 1945 г., но в ней ни слова не говорилось о выявлении и наказании организаторов и исполнителей самочинных расправ над репатриантами. Напротив, эта директива предписывала «при возникновении попыток со стороны местного населения к организации самочинной расправы с антисоветскими элементами из числа репатриантов, органам НКВД – НКГБ немедленно обеспечивать изоляцию таких лиц и проведение по их делу необходимых оперативно-следственных мероприятий»[521]. Короче, из смысла директивы № 194/119 вытекало, что аресту и ведению следствия подлежали потенциальные жертвы линчевания, а отнюдь не их потенциальные убийцы.