Брежнев не был ни ритором, ни литератором. Его сильной стороной были «организаторские способности» – насущный хлеб комиссаров. «Моя сильная сторона – это организация и психология», – признавался Брежнев Федору Бурлацкому. И все-таки Брежнев создал официальный язык своей эпохи, который точно выражал ее суть и надолго остался в народной памяти. Именно Брежнев канонизировал обращение «дорогие товарищи». Именно он затер до блеска штамп «с чувством глубокого удовлетворения». Брежнев завел ритуал постоянных встреч на аэродроме, когда прилетали не только сам Брежнев или главы иностранных государств, но и товарищи по Ореховой комнате. В программе «Время» об этом сообщалось неизменными словами: «На аэродроме его встречали товарищи…» – тут шел список товарищей, завершаемый железной формулой «и другие официальные лица». Андропов, придя к власти, тут же отменил этот обряд.
Именно Брежнев стал постоянно говорить о «духовности», которую Глеб Жеглов, наверное, считал «поповским словом», как и «милосердие». Не кто иной, как Брежнев ввел в употребление дружеские поцелуи при встрече официальных лиц – и троекратные, и однократные, продолжительные, взасос. Он целовался с Живковым и Гереком, с Корваланом и Помпиду. Всем запомнился неожиданный, сенсационный поцелуй Брежнева и Картера 18 июля 1979 года, в Вене, после подписания договора ОСВ-2. Картер – не Гусак, не Живков и даже не Помпиду. Администрация Картера, в отличие от команд Никсона и Форда, держала курс на конфронтацию с Советским Союзом. Советская пропаганда относилась к улыбчивому президенту критически, сам Картер не раз «вмешивался во внутренние дела Советского Союза», разъяренно критиковал брежневиков за «нарушения прав человека». Их отношения нельзя было назвать дружескими. Казалось бы, тут не до поцелуев. Брежнев был уже серьезно болен, не мог вполне себя контролировать. Картер первый потянулся к Брежневу с объятиями. Леонид Ильич ответил – и они поцеловались. Потом Брежнев спрашивал Суходрева: «Скажи, Витя, ничего, что я с Картером расцеловался? Но ведь это он первый…». Любопытно, что представители советской делегации в тот день даже держали пари – состоится ли поцелуй лидеров двух противоборствующих систем? Даже поклонник этикета Громыко написал в мемуарах: «Не успели они еще привстать, как я задаю министру обороны СССР Дмитрию Федоровичу Устинову – мы стоим чуть сбоку – вопрос:
– Как думаешь, расцелуются или нет?
– Нет, – слышу в ответ, – незачем целоваться.
– Не уверен, – ответил я. – Хотя согласен, необязательно прибегать к этому жесту.
Но нас обоих в общем приятно удивила инициатива, которую проявил Картер. Договор скрепился поцелуем – в зале раздались аплодисменты».
Освобожденного Корвалана Брежнев поцеловал дважды. После первого поцелуя отступил на пару шагов, вгляделся в лицо чилийского гостя и с восклицанием «Корвалан!» снова бросился на него.
«Леонид Ильич, Корвалан – политик не слишком влиятельный, может быть, не стоило так долго с ним целоваться? – обратился к генеральному Громыко. – Ты прав, политик он – так себе. Но как целуется!» – поцелуйный ритуал обыгрывался во многих анекдотах. Думаю, анекдоты – даже самые ядовитые – не вредили репутации Брежнева, напротив, канонизировали его как «фольклорный элемент». Напомню, что ни о ком в истории не рассказывали столько анекдотов – и весьма злых! – как о церковниках. И церковь осталась самым прочным институтом новой эры. Да, Брежнев был важным героем смеховой, карнавальной культуры ХХ века, и в рассказе о нем обращения к анекдотам неминуемы и уместны. Самая известная пародия на брежневские поцелуи – это, конечно, выходка художника Д. Врубеля, изобразившего поцелуй Брежнева и Хонеккера на разрушенной Берлинской стене в 1989-м. На плакате с этой картиной была подпись: «Господи, помоги мне выжить в объятиях этой смертной любви!» Наверное, в наше время невозможно существование в масскультуре столь страстно целующегося политика без гомосексуального подтекста. Во времена Брежнева эта тема в СССР была настолько маргинальной, что даже в шутках о целующемся генсеке голубых мотивов не было.