Сталинские соколы. Возмездие с небес

Меня одернул голос ведущего первой пары, сообщавшего, что видит истребители выше нас на встречных курсах. Мой ведомый, прибавив «газу», ушел вперед, я последовал за ним на некотором удалении, всматриваясь в верхнюю полусферу. Да, вот и я увидел несколько точек, приближающихся сверху. Советских самолетов было штук шесть, и они шли с большим превышением, не менее километра, пользуясь которым они начали атаку с пикирования на встречных курсах. Наше положение было ущербно, высоту не набрать, и единственным правильным выходом была попытка проскочить под ними, затем, развернувшись боевым, попытаться навязать свой бой. Первая пара бросилась в сторону разведчика, а мы начали оттягивать истребители на себя. Пока я прикрывал спину ведущему, мне в хвост зашли два советских истребителя. Я не мог определить их тип, но это были новые самолеты, более скоростные, чем у нас. Поняв, что почти пропал, я быстро перевел машину на снижение, видя в этом единственное спасение. Оторваться набором или горизонтально невозможно, оставалось пикировать до самой земли. Бой проходил над гладкой поверхностью замерзшего озера, но я повернул Харрикейн к берегу, где находился достаточно густой лес. Несколько раз я чуть не погиб рискуя зацепиться за верхушки деревьев, но в них было мое единственное спасение, ведь препятствия и малая высота мешала догоняющему противнику сконцентрироваться на прицеливании. Несколько пуль пробарабанили по обшивки, но горизонтальным скольжением мне все время удавалось выйти из прицела того парня, возможно, моего бывшего сослуживца. Неожиданно преследование прекратилось, это на помощь пришел фельдфебель – мой ведущий. Он крикнул, что красный летчик, седевший у меня на хвосте, не справился с управлением и нырнул в землю, подняв столб снежного дыма. Тогда фельдфебель переключился на ведомого, пытавшегося выйти из боя. Мы решили применить охотничий прием «гнать на стрелка». Пока ведущий преследовал жертву, я отошел в сторону и, предугадав направление полета противника, бросился ему наперерез. Советский летчик, увидев, что его атакуют двое, развернулся на меня и пошел в лоб. Он открыл огонь первым, и признаться, я испытал несколько неприятных секунд. Мои нервы оказались крепче, метров со ста уклоняясь от неминуемого столкновения, он потянул вверх, я дернул ручку и открыл огонь. Надо мной прошло «брюхо» его машины, прошитое очередью из восьми «Браунингов». Это был моноплан с двигателем водяного охлаждения, похожий на Харрикейн, но с большим поперечным «В» крыла. Быстро развернувшись, я хотел рассмотреть результат, самолет задымил и пошел вниз. Одержанные победы позволили нам вовремя осмотреться, так как на нас уже шли новые самолеты с красными звездами. В драматичном бою, в результате которого мы потеряли три машины, включая разведчика и двух летчиков, один из которых точно погиб, а второй приземлился на советской территории, мне удалось одержать еще одну победу. Нас вернулось двое с результатом в шесть побед, четыре из которых – личные, половина из них – мои, и еще две – групповые, включая моего преследователя. Меня представили к очередной награде, не исключено, что на сегодня я самый результативный финский летчик по соотношению боевых вылетов к числу побед.

Вторая награда – серебряная медаль, досталась мне достаточно быстро, прежде, чем меня перевели в тыл за очередное злоупотребление спиртным. Оставшиеся Харрикейны собрали в одно подразделение и отправили на второстепенный участок, подальше от линии фронта. Жаль, я привык к этому самолету, даже больше чем к Брюстеру. Мои заслуги как истребителя были очевидны, но история зачисления в финскую авиацию, а также. пагубная привычка – мешали направлению на офицерские курсы для дальнейшего продвижения по служебной лестнице. В последнем бою, сбив двоих, я потерял ведущего, который мог попасть в плен, это упущение перечеркивало все достижения. После жесткой проверки Магнуссон сделал вывод, что, обладая яркими индивидуальными качествами бойца, я, все же, не командный игрок, и мое место не в строю истребителей, непосредственно действующих над полем боя. Мой характер больше подходит для индивидуальных заданий, например для отражения налетов в качестве истребителя противовоздушной обороны и так далее. Да, половина финнов были индивидуалистами, экая невидаль! Я опять запил с тяжелым похмельным синдромом и однажды чуть не замерз, пролежав в сугробе возле казармы половину ночи. В пьяном бреду мне чудились вымышленные лица сбитых мной советских летчиков, они являлись, словно черти из огня, проклиная меня как предателя. Мой несчастный порок перечеркивал все предыдущие достижения. Я имел право летать, и это уже было немало, кроме того, ценя мой опыт, меня стали беречь, и, одновременно наказав за пьянку, убрали с фронта, все, что оставалось мне – это должность в составе наземного персонала в тылу, где я стал преподавать теорию.