Сталинские соколы

В начале июня фронт на Кубани стабилизировался и обе стороны перешли к обороне, так и не выполнив поставленные весной задачи. Командир сдержал слово, направив меня в академию командно-штурманского состава в город Чкалов, по пути на три дня я заехал домой, где с большой радостью и волнением узнал, что супруга моя беременна, не зря были наши усилия двухмесячной давности. Я бы так и остался дома, если бы не угроза попасть под суд за дезертирство.

К средине июля прибыл в Чкалов в академию, но получилось как в том анекдоте. «про хорошую и плохую новость одновременно». Начальником академии был тот самый дальневосточный штабист, невзлюбивший меня еще при довоенной проверке. Звали его Яков Степанович, и он меня узнал. Поговорили с ним вроде душевно. Он рассказал, что в сорок первом в должности начальника штаба ВВС Юго-Западного фронта попал в окружение, прорвался с карабином в руках в группе пограничников, был ранен и оставлен в деревне. Затем сорок пять суток в крестьянской одежде, оборванный и изможденный, с оторванным первым листом партбилета в подкладке ботинка, выходил из окружения. Выпавшие испытания уж никак не лишили Якова Степановича принципиальности. Именно он подготовил проект штрафных эскадрилий в ВВС РККА. Запал я ему в душу как «не идейный». Конечно, отправлять меня в штрафбат было не за что, но и оставлять в академии «не коммуниста» было не «по-советски». Новый начальник не веровал в мое идейное исправление, не смотря на орден и послужной список. В откровенном разговоре мы заключили что-то вроде пари. если я проявлю себя должным образом, еще в каком-нибудь пекле и, естественно, останусь жив, то он пересмотрит свое мнение, и милости просим в академию, да и заявление в кандидаты написать следовало. Ну, а где сейчас ожидалось наибольшее пекло? Исходя из сведений начальника академии – под Курском, где немцы готовили очередное летнее наступление, туда направлялись многие выпускники.

Попал я в 218-й штурмовой авиационный полк, переведенный в марте с Брянского фронта в состав 299 ШАД 16-й ВА. Прибыл как командировочный из академии вначале в штаб дивизии, где удалось мне увидеть и полковника Крупского – командира 299 ШАД и командира своего полка – майора Лысенко. С ним, и еще с летчиком Хрюкиным, возвращающимся в полк из госпиталя, и с восемнадцатилетним стрелком-радистом Наумом, только что окончившим школу воздушных стрелков и попавшим под Курск, мы поехали на полковой аэродром. В дорожном разговоре майор обмолвился, что под Курском собраны крупные силы нашей авиации, только Ил-2 в дивизии насчитывается сто пятьдесят единиц. Может быть, информация и была секретной, но комполка, вообще много возбужденно шутил, как человек получивший сведения о предстоящей ответственной и опасной работе, и старающийся бравадой заглушить собственное беспокойство. Николай Калистратович, так звали командира, сходу пообещал взять Наума в стрелки к себе, а Хрюкина и меня поселить вместе. Шутил по поводу неразлучной со мной Васьки – первой авиационной кошки, расспрашивал о прошлых эпизодах и личном. Так, общаясь, мы прибыли на полевой аэродром, где нас разместили в хорошо оборудованных землянках. Утром, приняв летний душ и позавтракав, зачисленные по эскадрильям мы начали знакомство с личным составом и техникой.