Сталинские соколы

Самолетов в строю не хватает, из-за этого командиры уменьшают количество эскадрилий в полках, концентрируют машины одного типа в одном подразделении, собирают технику из всякой рухляди. сбитой, поврежденной или трофейной. Все Брюстеры, их не более тридцати штук, собраны в 24 эскадрильи, шесть Харрикейнов – в «32-й».

После следующего выпуска, когда я «завязал» в очередной раз, нас на Харрикейнах отправили в Карелию, оставив тридцать второй авиаэскадрильи только три звена на Хоках. Мы сели на ровный берег замерзшего озера, представлявший собой аэродром похожий на тот, на котором были год назад. «Старики», из базирующейся здесь, «родной 24-й» говорили, что летом песчаное покрытие превращает взлет и посадку в настоящий пылевой ад, но сейчас, под слоем укатанного снега, песок работал, как положено. Я был рад встрече с «Хосе», Иирой и «папой Викки», их отряды были переброшены на озеро, как только первый снег засыпал пыльный прибрежный песок.

Почти полтора месяца стояла нелетная погода, поэтому наша служба ничем не отличалась от службы в мирное время. Лишь четыре раза, когда ненадолго установилась безоблачная погода, мы делали боевые вылеты. Первый. на сопровождение бомбардировщиков. Советские летчики, также засидевшиеся на земле, воспользовались хорошей погодой. Пока бомбардировщики прорывались к цели, между нами произошла продолжительная стычка. Противник появился в небе на самолетах нового типа, показав основной недостаток наших машин, уступавших ему в скорости. Я был уверен, что не дам себя сбить, и, правда, несколько раз мне удавалось маневром сбросить охотника с хвоста, но как только мы менялись местами, мой бывший коллега по красному флоту легко уходил от Харрикейна в горизонте. Никакие разгонные хитрости, вроде пикирования-горки, не давали мне приблизиться на дистанцию точной стрельбы. Безрезультатно расстреляв боезапас, я покинул зону боя и пошел на аэродром.

На следующий день Красная Армия начала битву у Ладожского озера с целью прорыва блокады. Опасаясь ударов русских бомбардировщиков по Финляндии, нас отправили на защиту прифронтовых дорог. Но, все советские силы были задействованы юго-восточней под Ладогой, и для ударов по нам просто не оказалось свободных бомбардировщиков. В составе двух звеньев мы поднялись в 12.15, выработав половину топлива и не встретив советских летчиков над Финляндией, вернулись на аэродром, полностью положившись на станции наземного оповещения.

Погода начала ухудшаться, горизонт затянуло дымкой. В этот раз нас подняли поздним утром на прикрытие железной дороги. Был звонок в штаб, предупреждавший о возможном налете. Мы достаточно долго патрулировали на двухкилометровой высоте, пока не обнаружили советские штурмовики Ил-2. Я не был знаком с этими машинами, но слышал об их неимоверной живучести. Штурмовики шли без прикрытия, и нам не составило труда перехватить их над фронтовой зоной. Под огнем вражеских батарей с передовой, мы выбрали цели. Я зашел в хвост одной машине и, маневрируя скоростью и педалями, открыл ураганный огонь, лишь изредка делая передышку для охлаждения «Браунингов». Казалось, что этот бой длился вечность. Минимум треть из более чем двух тысяч четырехсот патронов попали в штурмовик. Я видел как от консолей и хвоста откалывались фрагменты, как пули рикошетили от бронированного кокона, все это время по мне с земли стреляли советские зенитчики, остекление фонаря было поцарапано осколками, педали заклинило, несмотря на холодную погоду, поврежденный двигатель стал греться и забрасывать масло. Ил-2 – был настоящим русским самолетом. крепким как дубовое полено или как матерное слово сибирского мужика. Наконец моя жертва пустила черный шлейф – мне удалось повредить его маслорадиатор. Я дал последнюю длинную очередь, затем пулеметы замолчали. На единственный штурмовик я расстрелял весь боезапас, и чуть сам не стал жертвой, временно потеряв визуальную ориентировку, что было вдвойне опасно, так как я залетел на советскую территорию. Не видя коллег, и не зная, что произошло с «Илом», уходя от огня зениток, я взял курс в сторону аэродрома, не уверенный, дотянет ли мотор. Думать о том, что произойдет со мной в случае плена, я не хотел. Минут через пятьдесят я различил слева по курсу знакомое замерзшее озеро, служившее нашей базой, и благополучно произвел посадку. Из восьми машин, вылетевших на перехват советских штурмовиков, одна не вернулась, а еще одна села сильно поврежденной. Совместными усилиями Брюстеров и Харрикейнов удалось сбить два Ил-2, один из которых записали на мой счет. Так что я опять был на высоте.