Сталинские соколы

Зимой, когда советско-финский фронт стабилизировался, после очередного выпуска, командование финских ВВС признала дальнейшую нецелесообразность курсов воздушного боя на Харрикейнах, тем более, все пилоты 32 эскадрильи давно освоили «англичанина», тогда было принято решение направить нас на фронт, на второстепенный участок. Дождавшись летной погоды, в составе восьми машин мы перебазировались в Карелию, сев прямо на лед замерзшего озера. Наш ледовый аэродром был достаточно удален от передовой, чтобы участвовать в интенсивных боях с истребителями, да и погода не способствовала частым вылетам. Поддерживая боеготовность самолетов, мы больше походили на зимних туристов, устраивая ежедневные лыжные забеги. И я неплохо научился стоять на финских лыжах, а вот удачно съехать с горки никак не получалось, помню, я проспорил бутылку бренди, ни разу не устояв на ногах спускаясь с крутого берега.

Зимнее затишье погрузило нас в состояние мира, война была где-то далеко, в газетах писали, что немцы дошли до Москвы, но так ее и не взяли. Интересно, где бы я сейчас находился, если бы не был арестован и оставался в частях РККА, был бы еще жив? Каждый вечер я достаю фотокарточку Илты, от нее веет домашним женским теплом, а я, отхлебнув глоточек из плоской фляги, думаю о том, что обязательно найду ее после войны.

Сегодня распогодилось, день и вечер ясные, завтра утром финские бомбардировщики пойдут атаковать дороги, по которым автотранспорт снабжает окруженный Ленинград, нашу группу выделили для их прикрытия. За линию фронта мы не пойдем – слишком далеко от места нашего ледового базирования, мы будем сопровождать их над своей территорией, дальше бомбовозы примут фронтовые истребители.

Поднялись в темноте, пока позавтракали и подготовились, на востоке забрезжила полоска рассвета, нам на юг, солнце должно оставаться слева. Взлетели двумя группами в семь утра, и пошли в зону встречи. Сегодня погода хуже, снега или метели нет, но в воздухе стоит зимняя дымки, ухудшающая видимость.

Бомбардировщики ушли далеко вперед, так и не попав в зону видимости нашей группы, но третья и четвертая пары сообщили, что установили визуальный контакт с бомберами. Улучшение погоды подняло и советскую авиацию. Где-то впереди, за линией фронта произошел бой четырех Брюстеров и группы истребителей Красной армии. Получив сигнал по связи, мы, рассекая дымную пелену, потеряв визуальный контакт друг с другом, бросились в сторону идущего боя. Через некоторое время я, идущий на высоте две тысячи метров, заметил приближающийся ко мне снизу на встречном курсе истребитель. Отлично зная старые советские машины, но, плохо ориентируясь в истребителях новых типов, к тому же, имея информацию, что на вооружении ВВС поступили британские и американские самолеты, я принял идущий на меня самолет за противника. Резко развернувшись, я зашел ему в хвост с небольшим превышением и открыл огонь. Финны редко бранятся, во всяком случае, во время боя с их стороны не услышишь отборного мата, но прозвучавшее в радио заставило меня бросить гашетку и отвалить. Я стрелял в «свой» Харрикейн! Сняв перчатку и протерев ладонью вспотевший лоб, я пристроился к обстрелянному «Урагану», с тревогой ожидая, что самолет поведет себя «неестественно». Ни масляного шлейфа, ни дыма не было, или я стрельнул рядом, или попадание не ранило пилота и не повредило важных агрегатов. Не будучи сильно верующим, еще комиссары выбили подобную дурь, я перекрестился свободной рукой. Постепенно начала собираться остальная группа, пристроившись за ведущим, со снижением, мы взяли курс на свое замерзшее озеро.

Следующий вылет, хоть и имел трагические последствия, для меня оказался очень результативен. Советские войска предприняли наступление в районе Медвежьегорска, финны ответили контратаками. Нужна была оперативная информация с воздуха. В район боев отправился воздушный разведчик, сопровождать который подняли звено из четырех истребителей. Я был назначен ведомым второй пары. Мы поднялись в два часа дня, разведчик, спешивший выполнить разведку до наступления ранних зимних сумерек, уже давно был на маршруте, и нам следовало его догонять. Были сведения, что красная авиация получила Харрикейны и Томагауки, которые легко могли догнать и сбить разведчика. Видимость относительная, но безоблачное небо гарантировало отсутствие метели или снегопада. Первая пара почти догнала разведчика, мы следовали сзади на высоте в полторы тысячи метров. Меня тяготил не страх, а неприятная мысль о том, что если меня собьют над советской территорией, и я попаду в плен, что будет? Участь немногочисленных пленных финнов – незавидно, собственную я даже боялся представить! По этой же причине и по моей просьбе начальство не афишировало присутствие летчика-перебезчика, пусть наполовину суоми, в финской авиации.