Сталинские соколы

Я подлетаю почти вплотную, уровняв скорости. Никогда еще так близко в воздухе я не видел противника. Можно рассмотреть все особенности конструкции Ила. На такой дистанции и с таким интервалом мы и в паре не летаем. Русский больше не маневрирует, он просто старается уйти на свою территорию, а средств помешать ему – нет. А что, если правой плоскостью слегка стукнуть по его горизонтальному оперению, метал против фанеры. Только подумав о таране, я сразу же гоню мысль прочь, ведь последствия столкновения просчитать невозможно. В тот же момент русский делает рывок мне на встречу, и моя левая плоскость врезается в его хвостовое оперение. От удара самолет встряхивает, Ил-2 переходит в неуправляемое падение, а что с моей консолью, она повреждена на одну треть. Потеряв поток на левом крыле, «Эмиль» пытает уйти влево, и я понимаю, что не могу помещать вращению. Высота не позволяет вести длительную борьбу за спасение машины, остается спасать себя. Аварийно сбрасываю фонарь и, вывалившись на задний край поврежденной плоскости, ухожу вниз сорванный потоком. Успокаиваюсь только когда вижу оранжевый купол. А что русский, белого купола его парашюта нигде нет, бедняга так и упал в своей бронированной капсуле. Приземление отрезвляет меня, охваченный азартом погони я оказываюсь на вражеской территорией. Пытаюсь быстро сориентироваться на местности и бежать в сторону своих. Бесполезно, ко мне уже спешит русская пехота. Падаю на колени, подняв руки. Я опять в плену, третий раз за войну, если солдаты видели воздушный бой и гибель штурмовика мне сильно не поздоровится.

Я приземлился на фронте в расположении русской обороны почти на берег Кубани в районе городка Кропоткин. Увидев мою покорную позу, русские солдаты не лютовали, они больше кричали, чем применяли ко мне физическое насилие, и, наконец, схватив за грудки, поволокли на свой рубеж. Уже оказавшись в окопе, я заметил, что русские войска, явно малочисленны и лишены артиллерии или иного тяжелого вооружения. Меня взяла в плен пехота, имеющая уставший и потрепанный вид. Никто, даже подошедший молоденький офицер, интеллигентного вида, не говорил по-немецки. Этот командир выделил двух бойцов, судя по всему, чтобы сопроводить меня в тыл. Я стал уважать русских, еще чуть-чуть и начну признаваться им в любви, ведь мне пока сохраняют жизнь.

Насколько я знал обстановку, ближайшим русским тылом был Армавир, расстояние до которого было километров семьдесят. Никакого транспорта, включая гужевого, на позициях не было, идти пешком было нелепо. Меня еще раз обыскали, забрав полетную карту, связали руки и заставили сесть на дно окопа. Возможно, русские ждали прибытия своего начальства или транспорта с соседних позиций. Ко мне был приставлен один солдат средних лет, вооруженный винтовкой. Он сел напротив и начал сворачивать лист бумаги, поместив в него табак низкого качества. Не успел он сделать и двух затяжек, как относительную тишину порвал разорвавшийся в нескольких десятках метрах от окопа снаряд. Солдат выругался, затушил самокрутку и поднял голову из окопа. Вокруг все пришло в движение. Русские бросились на позиции, я попытался подняться, чтобы понять что происходит, но, получив удар по спине прикладом от своего конвойного, рухнул на дно окопа, поняв, что самое лучшее для меня – это сделать вид, что меня вообще нет в природе. Окопы подверглись пушечному обстрелу, судя по звуку выстрелов и разрывам, огонь вели наши танки, русские открыли встречный огонь из ружей и единственного пулемета, изредка бахало их противотанковое ружье.

В какой-то момент, находившейся ближе всего ко мне, тот самый солдат, огревший меня прикладом, вскрикнул и упал на дно окопа, на его лице зияла страшная осколочная рана. Мой страж убит. Используя появившуюся возможность, я поднялся и осторожно выглянул из окопа. Впереди в клубах пыли ползли танки, они двигались прямо на нас, на ходу ведя огонь из пушек. Мне хотелось пересчитать железных монстров, но свист пуль заставил вернуться в окоп. Рубеж обороны находился прямо перед рекой в нескольких километрах от города. Если бы русские заняли оборону за Кубанью, у них был бы шанс задержать танки естественными изгибами водной преграды, но они обороняли город, расположенный перед рекой и в такой ситуации шансов у них не было.

Русским было не до меня, я лег в окопе, прикрывшись телом своего охранника и пытаясь разыграть из себя мертвого. Сколько прошло времени не знаю, в результате боя противник отступил, а по окопам прошлись гусеницы наших танков шедших в направление Армавира. Страх, животный страх – вот что испытывал я в эти минуты, длившиеся столетиями! Меня обнаружили солдаты, осматривающие захваченные позиции. Черт, я опять легко выкрутился! Плен становится моей традицией, но четвертого освобождения может не получиться.