Сталинские соколы

Русский заходит мне в хвост. Получается оторваться пологим пикированием, но для этого приходится снизиться до трехсот метров. Бой продолжается в опасной близости от земли. На такой высоте предпринять что-либо оригинальное, если схватка пойдет не по задуманному мной – чревато плохими последствиями. Полупетлей набираю пятьсот метров и продолжаю лезть вверх, кажется, противник отстал. Ищу ведущего, Пихлер успевает сбить самолет русского. Одерживает победу майор Голлоб, кажется это его девяностый самолет. Охваченный азартом здоровой злости резко дергая самолет в сторону, захожу в хвост «крысе», догоняю и удачной очередью из пушки и пулеметов поджигаю И-16. Русский тянет вверх, но это агония, его горящая машина в верхней точке заваливается на крыло и факелом падает вниз. Готов!

Под нами Харьков, впереди большая группа истребителей противника. Ведущий теперь оказывается сзади, прикрывая меня. Внезапной атакой сверху сбиваю еще одну «крысу», кстати, абсолютно неожиданно для себя. Мне показалось, что я промазал, но, проскочив истребитель противника, смотрю назад и вижу, что русский покинул самолет, хорошо заметен его раскрывшийся купол.

Бой возобновился с удвоенной яростью. Среди нас есть потери, но мой ведущий цел и командир Голлоб, судя по радиокомандам, продолжает возглавлять сборную эскадрилью.

Наконец, атака русской авиации отбита. Мы хорошо пожгли топливо и надо принимать решение. идти в Константиновку или садится в Харькове. Голлоб дает команду всем летчикам группы действовать на свое усмотрение по остатку горючего, предупредив его о выбранном аэродроме.

Сделав примитивный расчет, определяю, что бензина хватит до Константиновки, и доложив в эфир, – «Виктор, следую на вокзал», поворачиваю за самолетом Пихлера, уже взявшего курс на основной аэродром базирования. Мы, опять на трех тысячах метров, тащимся на крейсерском режиме для экономии горючего, погода. «все по старому». Напряжение спало и есть время проанализировать бой. В такой жесткой схватке истребителей я еще не участвовал, и как летчик-истребитель вполне состоялся, о чем свидетельствуют две сбитые «крысы». Сражение с русскими не требует особенного труда. Их устаревшие И-16 и И-153 значительно уступают БФ-109Ф в скорости, хотя умеют делать быстрый разворот. Нужно избегать лобовых атак и не вступать в схватки на виражах. Если удается зайти с задней полусферы сверху, то у «русфанеры» нет шансов выпутаться. Главное. не вступать в маневренные бои в горизонтали. Я одержал две победы, а боезапас не израсходован даже наполовину. Сажусь и гордый выхожу из кабины, уставший волк на боку Мессершмитта смешно высунул язык, он устал, но способен показать язык русским. Боже мой, еще два месяца назад я их оперировал! Как там Анна, не пострадала ли она из-за моего побега? Феерия боя затухает от нахлынувших воспоминаний.

Эскадра потеряла трех летчиков, сбив девять русских самолетов, коллеги из эскадры Лютцова и противовоздушная оборона одержали еще восемь побед, правда, потеряв четыре самолета. Наши потери велики, но жертвы русских превышают их в два с половиной раза, небо над Харьковом осталось за нами.

Пихлер доволен, он увеличил счет своих побед еще на два самолета.

– Я покажу этому наци Гордону, что хорошо воевать могут не только убежденные блюдолизы Геринга – куражиться мой ведущий.

– Спасибо, что надежно прикрыл мой зад, пока я делал этих русских, да и ты сегодня молодец!

Две победы, одержанные мной, почему-то не приносят ожидаемой радости. Еще одна победа и я буду считаться асом. Но в голове моей происходит надлом, и я решаю написать рапорт о переводе в медицинскую службу. Сегодня я убил двух русских пилотов, что поделать, можно относиться к этому как к соревнованию, и сказать самому себе. конечно, я убил человека, но и он, и я знали, на что идем. Война это жесткий мужской спорт, в котором тоже получают медали и звания. Если бы мы занимались автогонками, и он погиб в результате столкновения со мной, меня никто не обвинил в убийстве, а чем отличаются наши воздушные гонки!? Но я не хочу больше убивать, если уж суждено участвовать в войне, лучше я буду лечить и спасать жизнь, чем лишать ее кого бы то ни было.

У меня был продолжительный разговор с Уббеном. Я поблагодарил его за предоставленный самолет и изложил суть своей проблемы. Курт сделал вид, что понял меня, но я сделал вывод, что он просто считает меня трусом, желающим уклонится от прямых боев. Отсиживаться на земле, проверяя самочувствие летчиков, да ставить примитивные диагнозы заболевшим – это служба для какого-нибудь очкарика – маменькиного сынка. Ну что ж, пусть так считает!

Меня отстранили от полетов, пока не пуская рапорт по инстанциям, дав некоторое время на обдумывание дальнейшей карьеры.

Через несколько дней пришла весть о полном разгроме большевиков на керченском полуострове, победа была достигнута благодаря превосходству люфтваффе, теперь в Крыму оставался единственный очаг сопротивления – Севастополь. Как там Анна, жива ли, здорова?