Сталинские соколы

Мы начали осмотр с самого ближнего царского дворца Ливадия, состоящего из нескольких корпусов расположенных на открытой лужайке с видом на море и Ялту. Было жарко, фонтаны вокруг дворца не работали, и полуденный зной сделал экскурсию невыносимой. Мы сели в машину и через час приехали к новому замку, нависающему над пропастью, подобно немецкому родовому рыцарскому гнезду. Скала под замком треснула, грозя обрушить строение в море. Из-за аварийного состояния дом давно не использовался, но место выглядело очень живописно. С площадки открывался великолепный вид и на море и на горы. После обеда мы добрались до городка Алупка с запутанными узкими мощеными улочками, дальше был парк с каменными нагромождениями. Приятели решили просто прогуляться по парку, отдохнув от зноя среди плотно растущих деревьев. Парк произвел на меня приятное впечатление, текло много ручьев, дающих дополнительную прохладу. Но, оказывается, не только парк был конечной целью нашего путешествия. Через несколько минут мы неожиданно вышли к огромному серому строению, удивившему своей гармоничностью. Перед нами стоял средневековый замок с красивыми окнами и множеством печных труб в старинном стиле. Обойдя его, мы попали на южный фасад с террасами и большой лестницей, украшенной величественными мраморными львами. Южная сторона с видом на море резко отличалась от северной стороны дворца и была построена в испано-арабском стиле. Скажу откровенно, не смотря на ослепительную яркость и нарядность южного фасада, мне больше приглянулась мрачная суровая тевтонская красота севера. Мы подошли к большим дверям и постучали. Через некоторое время на крыльцо вышел мужчина лет сорока и спросил на сносном немецком языке. чего мы желаем. Мы попросили показать дворец. Мужчина, назвавший себя смотрителем Степаном Григорьевичем, вел себя с достоинством, не схожим с обычным подобострастием местных перед завоевателями, вызванным банальным животным страхом.

Дворец оказался музеем, бывшим имением какого-то русского дворянина. Смотритель провел нас по залам, показав коллекцию картин и мраморных бюстов, запомнился большой бильярдный стол, говорят, русские аристократы были большие умельцы игры в бильярд.

Мы поблагодарили Степана Григорьевича. Наш день закончился ужином в винных подвалах еще одного дворца с другой стороны Ялты. На следующий день я пожелал новым товарищам дождаться конца войны живыми и отправился по знакомой по плену дороге в Симферополь, а далее в эскадру.

В середине июля группу перевели в Керчь, затем в Таганрог. Мы стояли у ворот Кавказа, там впереди была победа, конец войны и встреча с любимой женщиной, в спасение которой я верил, не смотря на отсутствие каких либо доказательств и аргументов.

Бои продолжались. Голлоб устроил целое первенство между подразделениями за количество одержанных побед. Соперничество стимулировало личный состав, но и вносило определенную нервозность. Впрочем, меня это больше не касалось.

В конце июля пошли слухи, что эскадру скоро выведут на отдых и реорганизацию. Нас что, не собираются использовать для продвижения на Кавказ? И действительно с 25 июля эскадра постепенно начала перелетать в Харьков, где пробыла до конца августа. Вскоре командира Голлоба, имевшего к тому времени уже сто пятьдесят побед, запретив участвовать в боях, перевели в Германию. Нашу группу под начальством незаменимого Курта Уббена в конце августа вывели на отдых в Восточную Пруссию на аэродром Йесау, расположенный южнее Кенигсберга. Расселили в двухэтажных казармах, но желающие офицеры могли поселиться в самом Кенигсберге. Здесь группа должна была получить новые Мессершмитты и отправиться куда-то под Петербург.

Я подтвердил свое желание остаться военным врачом, и, простившись с боевыми товарищами, в первую очередь с Куртом, проявившим себя заботливым командиром, отправился на переаттестацию. Подтвердив квалификацию ассистентартца, я получил скорое назначение в 51-ю истребительную эскадру, получившую официальное название «Мельдерс» в память о трагически погибшем Главном Инспекторе истребительной авиации двадцативосьмилетнем Вернере Мельдерсе, любимце летчиков и начальства одновременно, что само по себе уже достижение, и еще при жизни прозванным «Папашей». Смерть забирает лучших! За свою короткую, трагически оборвавшуюся не в бою, а в авиакатастрофе жизнь, Мельдерс стал самым выдающимся немецким летчиком, одержавшим максимальное число побед и награжденным всеми мыслимыми наградами. Кривая ухмылка судьба лишила его жизни в воздухе, когда он имел запрет на участие в боевых вылетах.

Служить в 51 эскадре большая честь. Ее нынешний командир оберст-лейтенант Карл-Готтфрид Нордманн начинал войну, как и я, в 77 истребительной эскадре, где командовал эскадрильей, а теперь вот дослужился до руководства эскадрой.

Меня отправили в Третью Группу, и в августе я прибыл в Дугино на аэродром базирования своего подразделения расположенный в восьмидесяти километрах южнее Ржева – считай на передовую, где уже месяц шли бои с русскими.