Сталинские соколы

Солнце клонилось к закату, туман усиливался, облачность сгущалась, надо было возвращаться домой. В какой-то момент в тумане я отстал от ведущего. Я летел, уже достаточно расслабившись от прошедшего боевого пилотажа, не ожидая каких либо сюрпризов. Внезапный мощный удар по самолету сзади вывел меня из спокойного состояния, звук был такой, что можно было подумать, что самолет попал под танк, пущенный со скоростью километров четыреста. «Кобра» потеряла управление по тангажу, кабина начала заполняться дымом и жаром, идущим от двигателя. Инстинктивно почувствовав, что надо выбираться, я сбросил левую дверь и стал на обрез, двигатель горел, хвост самолета был поврежден, я не понял, что произошло, но мне ничего не оставалось, как покинуть неуправляемый самолет. С одной стороны. Аэрокобра – удобный для покидания самолет, не надо вставать на сидение, ставить ноги на борт кабины, сбросил дверь и на выход, почти как из легкового автомобиля. С другой – очень частые случаи, когда пилоты, покидающие Кобру, получали травмы от удара стабилизатора. Я стал на крыло, сгруппировался, чтобы пройти под стабилизатором и меня сорвало набегающим потоком. Дернув кольцо, я дождался открытия купола и в этот же момент почувствовал щемящую боль в области «божьего дара». Дело в том, что летом 1944 года в запасном полку я получил только летнее обмундирование, запасные полки снабжались несколько хуже фронта. Поэтому, с учетом холодной и сырой погоды, я летал в старом кожаном пальто, достаточно неудобном в сочетании с подвесной системой. Видимо плохо подогнанные лямки парашюта в момент раскрытия купола сопровождающегося динамическим ударом передавили мне «мужское достоинство», а длина пальто не позволяла удобно сесть в подвесной системе. Боль была такой, что я не мог ни о чем думать, кроме как о том, что приземлюсь с «яичницей» между ног и вряд ли у меня, когда-нибудь, будут дети. Сразу после приземления я полез в галифе, но все обошлось. Бог так заботится о потомстве, что даже незначительные неудобства, вызванные передавливанием или защемлением волос на интимном месте, вызывают такую боль, что испытывающий ее мужик ни о чем кроме спасения своего «богатства» в этот момент не думает.

В отличие от профессиональных парашютистов пилоты не любят и даже боятся прыгать с парашютом, всячески стараясь избегать подобных упражнений. Скорее всего, это вызвано не страхом высоты, что было бы смешно для летчика, а психологией, негативным чувством аварии, ведь экипаж покидает самолет только тогда, когда сделать что-нибудь для спасения машины уже нельзя, происходит катастрофа и надо спасать свою жизнь.

После этого случая, не смотря на удачное и единственное спасение, я окончательно «разочаровался» в прыжках с парашютом.

Приземлился я недалеко от позиции наших артиллеристов. Там и выяснилось, что же произошло. Меня сбил немецкий реактивный самолет, догнав и спикировав с большой высоты и тут же уйдя обратно в облака. Эта техника была большой редкостью на Восточном фронте. Я не имел опыта встречи с подобными истребителями.

К вечеру я добрался в часть.

В результате сегодняшнего вылета наш полк потерял три Аэрокобры и одного летчика, сбив пять Фокке-Вульфов. Штурмовики потеряли одиннадцать машин, заявив, что оборонительным огнем уничтожили четыре немецких истребителя. Итого. четырнадцать против девяти не в нашу пользу. Полк не нес таких единоразовых потерь со времен Львовско-Сандомирской операции. Мне было жаль свою «Кобру» – первый потерянный самолет с начала войны.

В мое отсутствие полк потерял своего командира Ваню Бабака. Я принял новый Р-39 только через несколько дней. Новый комполка Аркадий Федоров присутствующий при этом сказал буквально.

– Потеряешь этот, пойдешь в кавалеристы!

Сказал, конечно, в шутку, но я и сам не хотел повторения произошедшего.

20 марта в утреннем тумане и при снизившейся облачности эскадрилья из восьми самолетов под командованием командира полка и в присутствии проверяющего инспектора из 9-й Авиационной Дивизии вылетела на «свободную охоту» в район Данцыга.

Люфтваффе в условиях ухудшавшейся погоды пытаются организовать воздушное снабжение окруженных частей. В воздухе могут быть самолеты союзников, но вряд ли они залетят в наш сектор.

В момент взлета на часах 7.30. После набора высоты разделились «этажеркой» на четыре пары. Через двадцать минут патрулирования ведущий второй пары заметил группу из шести самолетов идущих с курса 270 градусов несколько ниже нас. Бомбардировщики или транспортные. Сопровождения не было. Две нижних пары, в одной из которых был я, пошли в атаку, четыре «Кобры» остались прикрывать сверху.

Пролетев сквозь строй, я увидел, что это трехмоторные Юнкерсы. Представляю, какой ужас должны были испытывать пилоты транспортных машин при виде истребителей.