Сталинские соколы

Когда русская атака была отбита с огромными для ифанов потерями, в шесть часов тридцать минут два звена Ю-87, в составе которых была и моя «птичка с пушкой», получили приказ на вылет. Мы поднялись, сделали круг над аэродромом и взяли курс на позиции противника в направлении Курска, где перед нашей армией были разведаны вражеские укрепления, включающие бронетехнику, в любой момент готовую перейти в наступление.

Мы шли на малой высоте, хотя в районе водоемов стелился утренний туман, небо было безоблачно и день обещал быть ясным. Пересекая район наступления, мы стали свидетелями и участниками начавшейся грандиозной битвы титанов. Под нами вздымается земля от взрывов, сверху Мессершмитты дерутся с Ла-5. На земле и в небе идут напряженные бои, напор Вермахта и Люфтваффе восхищает.

Мы достигли запланированной зоны с русскими танками и начали поиск. Один из Юнкерсов неожиданно взрывается, как в прошлом вылете, пока я не вижу, кто, что-то не так, так не должно быть, это похоже на диверсию, неужели среди наземного персонала есть партизаны, но сейчас нет времени разбираться, нужно уничтожать противника. Ифаны хорошо замаскировали свои машины, приходится тратить время, наконец, по разрывам мне удается заметить спрятанные монстры, они рассредоточены. Делаю маневр и подхожу к танку сзади сверху, стреляю с дистанции в полкилометра и досадно промахиваюсь, даю еще один залп с нескольких сотен метров, и опять мимо. Тяну на себя, проходя над танком, четыре драгоценных снаряда истрачены впустую. Я не вижу другие Юнкерсы, звенья разошлись. Делаю разворот для новой атаки и вижу скопление бронетехники, это русские тяжелые хорошо бронированные танки с крупнокалиберными пушками. Делаю заход, жму на гашетку, в этот момент происходит нечто страшное и необъяснимое. Самолет под нами взрывается, я перестаю чувствовать ногу. Неуправляемый Юнкерс, охваченный пламенем, разрушаясь, плашмя падает на землю в нескольких сотнях метров от русских позиций. Я понимаю, что ранен, что это конец, и еще до посадки теряю сознание. Удар приводит меня в чувство, Ханс – мой новый стрелок, с которым я познакомился неделю назад, трясет за плечо, он помогает мне выбраться из кабины. Самолет горит, он сильно разрушен. Ханс в крови, но, похоже, его ранения не такие критичные, как мои. Мы отходим в сторону, кругом равнина, не позволяющая укрыться. Шок медленно проходит, и я начинаю чувствовать правую ногу, каждый новый шаг доставляет мне страшную мучительную боль в районе ступни, также жжет внизу живота, перед глазами темнеет, и мир кругом пропадает.

Я прихожу в себя в незнакомой большой брезентовой палатке, я лежу на носилках, правая нога и низ живота забинтованы. Вокруг стонут еще несколько человек, Ханса рядом нет. В палатку входит женщина средних лет в военной форме с повязкой на руке, видя, что я пришел в себя, она что-то кричит по-русски. Я в плену!

В палатке появляется мужчина в военной форме, наверное, это большевистский доктор. Они осматривают меня, это унизительно – чувствовать себя поверженным и беспомощным во власти противника, но мне все равно, боль возвращается, и я проваливаюсь в забытье.

Когда прихожу в себя, вижу вокруг некое движение. Рядом звучит артиллерийская канонада. Если прислушаться, то можно различить характерное буханье орудий немецких танков. Я начинаю осознавать, что нахожусь в русском полевом госпитале, эвакуирующемся в связи с наступлением германских войск. Считая, что мои ранения не позволят мне бежать или оказать сопротивление, в суете сборов русские не выставляют охрану, они вообще не обращают на меня внимания. Я пытаюсь приподняться, это доставляет нестерпимую боль, чтобы не стонать, я зажимаю воротник куртки зубами. Очень трудно проскакать на одной ноге, не привлекая к себе внимание, особенно если ты находишься посреди русского госпиталя и на тебе остатки немецкой летной формы. Поэтому, несмотря на страдания, мне приходится изображать наивную непосредственность. Я еще не знаю, что делать, ясно одно – я жив, русские не только не убили меня, но и оказали первую помощь, теперь они готовятся к эвакуации, недалеко наступают немецкие части. Персонал грузит имущество и раненых на грузовики и подводы, в небе появляются самолеты, это Люфтваффе, черт возьми, они готовятся атаковать скопление русских, рядом неглубокий овражек, куда русские сваливают нечистоты. Еще не понимая удачу, наугад, я, пригнувшись, прыгаю в зловонную яму, словно укрываясь от предстоящего воздушного удара. Самолеты делают проход и, возможно, строятся для атаки, судя по крикам, русские спешат уйти в тыл. Неужели меня забыли!

Нет, солдаты не забыли меня, один из них стал на краю ямы и выстрелил. Он целился мне в затылок, выстрел – и я проваливаюсь в темноту.