Сталинские соколы

Впереди, в условиях хорошей видимости, показался площадка, похожая на аэродром. На поле действительно стояло несколько двухмоторных и около десятка одномоторных «худых» самолетов. Или немцы замаскировали остальные, или они уже успели взлететь. Мы сделали маневр для атаки. На боевом курсе наша группа была встречена плотным зенитным огнем, в небе показались взлетевшие немецкие истребители, сколько их. пара или больше, я сосчитать не мог, надо было сосредоточиться на наземных объектах. Мы знали цель нашего полета, мы были готовы встретиться лицом к лицу с противником, но, по крайней мере, я с хорошей техникой пилотирования, но не имеющий боевого опыта, не до конца понимал, с чем столкнусь. Началась неразбериха, огненный шторм. Я видел, как один из Илов рухнул на землю, я видел, как летчик другого нашего самолета попытался воспользоваться парашютом на высоте триста метров, а его самолет упал на кромке летного поля. Мы попали как «кур во щи», в такой ситуации, когда снизу нас полоскали огнем зенитки, а сверху клевали истребители, без прикрытия, у нас не было вариантов, кроме как стать в круг, избавляться от подвесок, стараясь максимально подавить «землю», и защищаясь от «воздуха», а затем… А что затем? Уйти нам не дадут. В голове мелькнула мысль. «конец», сейчас попадут и камнем вниз, удар, секунда боли и темнота навсегда. В этот момент жить захотелось как никогда! В пологом пикировании, стараясь не обращать внимания на зенитные батареи, я выбрал стоянку «худых» и, ведя пристрелочный огнь из пулеметов, дал залп ракет поддержанный ШВАКами. Ил содрогнулся, убедившись, что попал, я слегка потянул штурвал на себя и повторил залп по дальнему самолету. РС-82 – это, конечно, не бомба, вес взрывчатки всего триста шестьдесят граммов, но и она обеспечивает осколочное поражение в радиусе шести метров, стоящий самолет может полностью и не уничтожит, но выведет из строя надолго.

По рикошету, сопровождающемуся характерным ударом и свистом, я понял, что атакован с задней полусферы истребителем. Я снизился до бреющего полета, став в вираж как на И-153. Немцу, чтобы не проскочить, приходилось после каждой атаки делать крутую горку, а затем, с поворота на вертикали, начинать все заново. Долго так продолжаться не могло, в конце концов, удачным выстрелом я был бы сбит. Маневрируя, я повернул в сторону фашистского аэродрома, стремясь завести истребитель под огонь своих же зениток, и надеясь, что немец не будет стрелять сверху вниз над своими. Это было равносильно самоубийству, но мой шаг действительно дал мне короткую передышку.

Я поймал кураж, может быть, живу последние минуты, мозг заслонила некая пелена, я действовал, как автомат. Если бы я поддался рациональному мышлению или, тем более, паническим мыслям, то понял бы, что нужно бежать и только бежать на полной скорости «куда глаза глядят», только бы подальше от этого рева моторов и огня выстрелов, образовавших «низковысотную» смертельную карусель.