Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

Чтобы выдержать логическую нить хронологии, сделаем пространное отступление. Говоря о «жестокости» предвоенных репрессий, в советское время «ниспровергатели» Сталина умышленно упрощали роль и участие в их осуществлении ЧК-ОГПУ-НКВД. Нет, нельзя сказать, что по адресу этого карающего «ордена меченосцев» не было критики. Со временем ее стало даже слишком много, но, обличая весь механизм этой системы, без которой не обходится ни одно государство, в целом персональная критика замыкалась на Ежове и Берия. Ягода неизменно оставался в тени.

Конечно, люди, занимавшие в карательной системе вершину пирамиды, во многом определяли характер и особенности репрессий. И при всей полноте власти, которой каждый из них обладал, существовала еще одна особенность, обычно оставляемая без внимания, а она является едва ли не основной в понимании всех особенностей репрессивной политики предвоенного периода.

Созданную после Октябрьской революции Чрезвычайную комиссию (ЧК) первоначально возглавил поляк Феликс Эдмундович Дзержинский, формально считавшийся ее руководителем до конца своей жизни, но это не совсем так.

Став после смерти Ленина председателем Высшего совета народного хозяйства (ВСНХ), он, помимо ЧК, возглавлял Комиссию по улучшению жизни детей, Наркомат внутренних дел и Наркомат путей сообщения. Первый заместитель Дзержинского, также поляк, Менжинский – «со странной болезнью спинного мозга, эстет, проводивший свою жизнь лежа на кушетке, в сущности, тоже мало руководил работой ГПУ».

Но даже при поверхностном взгляде на кадровый и руководящий составы репрессивной машины «диктатуры пролетариата» бросается в глаза, что после Гражданской войны и до конца 1938 года ее основной костяк составляли люди, не принадлежавшие к коренным национальностям страны. Причем в наиболее острые моменты репрессий главные посты в управлении занимали евреи.

Не признать этого – значит прятать голову в песок, закрывать глаза на действительные вещи. По известным соображениям, в советский период этот факт тщательно замалчивался. Правда, до середины 1920-х годов на самых высоких постах ВЧК, а затем ОГПУ евреев было немного. В этот период главное, преимущественное положение оставалось за поляками и прибалтами, но это не означает, что евреев в карательных органах не было совсем.

Они преобладали на местах. Испытывавший откровенные симпатии к евреям A.M. Горький еще в 1922 году писал: «Я верю, что назначение евреев на опаснейшие и ответственные посты часто можно объявить провокацией: так как в ЧК удалось пролезть многим черносотенцам, то эти реакционные должностные лица постарались, чтобы евреи были назначены на опасные и неприятнейшие посты».

Странное и одновременно многозначительное заявление! Но то, что евреев в карательных органах появлялось все больше и больше, стало бросаться в глаза. Причем они отнюдь не сопротивлялись этим назначениям. Более того, это была именно та перспективная сфера, куда практичные евреи бросились вполне осознанно и целеустремленно, как на «манну небесную». Впрочем, в самом том факте, что представители еврейской нации, в отличие от иных народов, по молчаливому признанию обладают чувством взаимоподдержки и умением устраиваться на престижные места, нет ничего предосудительного.

Реальные предпосылки для этого своеобразного национального засилья появились 29 июля 1920 года, когда членом коллегии ВЧК, которая в 1922 году была преобразована в Главное политическое управление (ГПУ) при НКВД с лишением судебных функций, стал Генрих Ягода. Сначала он занял скромную должность – управделами ГПУ.

С окончанием Гражданской войны, осенью 1923 года, ГПУ преобразовали в Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ) и вывели из состава НКВД. При этом Ягода получил повышение. 18 сентября он стал вторым заместителем председателя ОГПУ и уже в 1926 году возвышается до 1-го зама, а 2-м замом тогда был назначен Меер Трилиссер.

Таким образом, с середины 20-х и до середины 30-х годов особую роль в этой организации и проведении всех репрессий, осуществлявшихся в стране, выполнял Генрих Григорьевич (Енох Гершенович) Ягода (Иегуда), ставший фактическим руководителем карательных органов. Генрих Ягода был сыном нижегородского жителя Герша Фишеловича Ягоды. Отец будущего наркома, по одним данным, был «то ли часовым мастером, то ли гравером, а по другим – то ли аптекарем, то ли ювелиром». Но своей стремительной карьерой Енох Иегуда обязан семье Свердловых. В юности он «работал в граверной мастерской старика Свердлова».