Сталинский 37-й. Лабиринты заговоров

В конце 20-х годов в аппарате ОГПУ возникли серьезные трения между работниками еврейской национальности, сторонниками Ягоды, и польско-прибалтийской группой. Последние обвинили Ягоду и Балицкого в том, что при арестах «они делают липовые дела». Но, по существу, этот конфликт являлся борьбой за влияние.

Взаимоотношения в аппарате госбезопасности стали предметом рассмотрения на заседании Политбюро. И из случившегося Сталин сделал свои выводы. Их суть и подлинные его намерения вскрывает «Постановление Политбюро по вопросам ОГПУ» от 10 июля 1931 года. В нем, в частности, предписывалось:

«1) Никого из коммунистов, работающих в органах ОГПУ или вне органов, как в центре, так и на местах, не арестовывать без ведома и согласия ЦК ВКП(б).

2) Никого из специалистов (инженерно-технический персонал, военные, агрономы, врачи и т.п.) не арестовывать без согласия соответствующего наркома (союзного или республиканского), в случае же разногласия вопрос переносить в ЦК ВКП(б).

3) Граждан, арестованных по обвинению в политическом преступлении, не держать без допроса более чем две недели и под следствием более чем три месяца, после чего дело должно быть ликвидировано либо передачей суду, либо самостоятельным решением ОГПУ.

4) Все приговоры о высшей мере наказания, выносимые коллегией ОГПУ, выносить на утверждение ЦК ВКП(б)».

Из самого содержания постановления видно, что до этого руководители карательного ведомства обладали почти бесконтрольной властью. Теперь Сталин предписал прекратить вседозволенность в работе ОГПУ. Одновременно постановление Политбюро лишило Реввоенсовет права давать задания Особому отделу и осуществлять контроль над военной контрразведкой. «Особый отдел, – указывалось в постановлении, – должен быть подчинен ОГПУ». То есть начальник Политуправления РККА Ян Гамарник и командующие округами формально лишались возможности осуществлять расправу над неугодными.

Нетрудно понять, что, помимо регламентации порядков арестов, Сталин стремился ограничить количество репрессий в отношении коммунистов, специалистов, военных и обычных граждан, обвиняемых в политических преступлениях. В то же время под контроль брались приговоры о высшей мере наказания, выносимые до этого коллегией ОГПУ бесконтрольно. Такими мерами он вознамерился остановить местнический и ведомственный произвол.

Той же цели служили и кадровые перестановки. Первым заместителем Менжинского вместо Ягоды стал старый большевик и член Оргбюро ЦК ВКП(б), русский Иван Акулов, до назначения на эту должность работавший первым заместителем наркома Рабоче-крестьянской инспекции СССР. Генриха Ягоду понизили до второго заместителя, а на новую должность третьего зампреда поставили бывшего председателя ГПУ Украины Всеволода Балицкого.

Членом коллегии Объединенного главного политического управления стал начальник иностранного отдела Артур Артузов; выходец из Швейцарии, сын сыровара, швейцарец по происхождению. Настоящая фамилия – Фраучи. В состав коллегии также вошли начальник секретно-политического отдела Яков Агранов (Янкель Шмаевич) и новый начальник отдела кадров Дмитрий Булатов.

Бывший заместитель председателя ГПУ и начальник иностранного отдела поляк Станислав Мессинг был переведен в Наркомат внешней торговли. Из ОГПУ уволили поляка Яна Ольского, назначив его начальником Главного управления столовых. Начальником Особого отдела вместо него поставили Георгия Прокофьева. Полномочного представителя ОГПУ по Московской области Льва Вельского (Абрама Левина) перевели начальником управления народного питания. Был снят с должности и начальник секретно-оперативного управления Ефим Евдокимов.

Серьезные кадровые перестановки в органах госбезопасности вызвали резонанс. И в директивном письме секретарям ЦК нацреспублик и обкомов от 6 августа рекомендовалось «дать разъяснения узкому активу работников ОГПУ о причинах последних перемен».

В письме указывалось: «основаниями для смещения Мессинга, Вельского, Ольского и Евдокимова послужило то, что... эти товарищи вели внутри ОГПУ совершенно нетерпимую групповую борьбу против руководства ОГПУ». Вечером 15 августа Каганович телеграфировал Сталину в Сочи: «Менжинский и Акулов просят дать докладчика на актив ОГПУ. Не лучше ли поручить это дело кому-либо из них...»

Ответ пришел без промедления: «Настаиваю на том, чтобы постановление ЦК было выполнено, и докладчиком на активе был обязательно секретарь обкома партии. Это необходимо для того, чтобы доклад не был расценен как расправа данной части ОГПУ против другой части. Этого требуют интересы единства и спайки всех работников ГПУ».