Сталинским курсом

В нескольких десятках метров от нас над рекой располагался железнодорожный мост. Мы отдыхали возле знаменитой великой транссибирской магистрали. До нашего слуха донесся шум приближающегося поезда, который с грохотом ворвался на мост. Мы успели прочесть на промелькнувших вагонах слова «Владивосток — Москва». С замиранием сердца глядели мы поезду вслед. Он мчался в ту сторону, куда лежал и наш путь — на запад, к родным местам.

К вечеру, усталые, довольные, подкрепившись куском лагерного хлеба, вернулись мы на квартиру Маруси. Молодая хозяйка нас уже поджидала. Она напоила гостей великолепным парным молоком, накормила печеной картошкой, а на ночь постелила на полу пуховую перину, подушки. Мы легли и мгновенно заснули. Сказались две предшествовавшие бессонные ночи.

На следующий день, в понедельник, в отделении милиции нам выдали паспорта. После этого я распрощался с Василием Петровичем. Он пошел на вокзал с тем, чтобы, не задерживаясь больше в Мариинске, уехать в Одессу. А я отправился на почту, где меня ожидали прибывшие на мое имя деньги, которые я мог получить лишь при предъявлении паспорта.

Примерно за месяц до освобождения из лагеря я принял меры, чтобы обеспечить себя какой-то суммой средств. У меня не было ни копейки, и я боялся, что, выйдя за ворота лагеря с одним только хлебным пайком и литером для проезда в поезде, я могу оказаться в крайне затруднительном положении. Поэтому-то заблаговременно обратился ко всем родным и близким с призывом о помощи, и они незамедлительно откликнулись на него. Мой брат, сестра и кое-кто из знакомых выслали на мое имя в Мариинск до востребования денежные переводы. И даже Юра, будучи еще студентом, занял для меня сумму денег. В общей сложности я получил на почте тысячу пятьсот рублей (150 рублей по новому, на время написания воспоминаний, курсу). Это была большая сумма. В один миг я превратился из вчерашнего нищего лагерника в состоятельного свободного гражданина.

Девушка, выдавшая мне деньги, простосердечно полюбопытствовала, откуда у меня такая сумма. Я откровенно рассказал ей о себе. На лице ее появилось выражение неподдельного, искреннего сочувствия. Понизив голос, хотя в тот момент на почте, кроме нас, никого не было, она сказала:

— Да, творится что-то ужасное. Людей сажают в тюрьмы и лагеря неизвестно за что, без всякой вины с их стороны. Счастье ваше, что вы вырвались оттуда живым. От души желаю вам благополучного возвращения домой и встречи с семьей.

Меня тронуло сочувствие совершенно незнакомой мне девушки. Я поблагодарил ее и ушел, ободренный не только материальной, но и моральной поддержкой.

Да, то было страшное время. Весь народ стонал под гнетом сталинского режима — главный тиран был еще жив, и огромная энкаведистская машина безжалостно пожирала тысячи жертв. Мне еще повезло, я вырвался из ее железной пасти. Но радость моя была неполноценна, так как я ничего не знал о судьбе Оксаны.

Глава LXXXI Спасательная экспедиция

Утром 26 июня я отправился на вокзал для встречи с Юрой. На перроне было пусто. С волнением ожидал я прибытия поезда. Когда поезд пришел, я увидел, как из одного вагона вышел какой-то военный с дамой, а вслед за ними — Юра. Юра помог им сойти по ступенькам с вещами. Дама долго пожимала ему руку и, видимо, благодарила Юру.

Я был невольным свидетелем этой сцены и ждал, пока Юра распрощается со своими попутчиками. Наконец они разошлись, и я пошел ему навстречу. Мое присутствие на платформе Юра заметил сразу, как только поезд остановился, но ему, очевидно, было неудобно мгновенно расстаться со своими компаньонами. Мы крепко обнялись, придирчиво разглядывая друг друга.

Десять лет прошло после нашей последней встречи в лагере. За эти годы Юра очень возмужал. Высокий, стройный, красивый, с приятными привлекательными чертами лица, открытым взглядом темных глаз, он был обаятелен. Он не мог не вызывать к себе симпатии. Этому не в малой степени способствовало и его умение держаться в обществе — с достоинством, с тактом, быть интересным собеседником.

— Куда же мы пойдем, чтобы обо всем поговорить? — спросил Юра.

Я предложил посидеть в сквере возле вокзала. Там тихо и никого нет. Так и сделали. Я сразу же повел речь об Оксане, рассказал, что за пять месяцев разлуки с ней не получил от нее ни одного письма. Ей удалось лишь сообщить мне еще в январе, сразу же по прибытии в тайшетский лагерь, свой адрес. Я неоднократно писал ей по этому адресу, но ни разу не получил ответа. Одно из двух: либо ее лишили права переписки, что не исключено, так как лагерь строгорежимный, либо… Дальше я не в силах был говорить из-за кома в горле.

— Успокойся, папа! Может быть, рано еще нам отчаиваться. Завтра же еду в Тайшет и там на месте все выясню. Ты оставайся пока здесь и жди от меня телеграмму до востребования. Только вот, где мне переночевать?