Сталинским курсом

В тот же день после обеда Юра направился в тюрьму повидаться с мамой. Тюрьма находилась на окраине города. Производила она удручающее впечатление. Здание скорее напоминало средневековую крепость: огромной толщины стены, сводчатые потолки, узкие решетчатые окна. При виде этого здания становилось жутко за судьбу людей, как бы заживо в нем погребенных. Тюрьма досталась советской власти по наследству от царской охранки.

И вот, наконец, состоялось свидание сына с матерью. Их разделяла двойная металлическая решетка. Между решетками было неширокое пространство, по которому расхаживал тюремный охранник.

Свидание было коротким. После первых слов и обмена приветствиями Юра лишь сказал:

— Я пришел сообщить, что завтра приду за тобой — по разрешению красноярского МВД тебя отпускают под мою ответственность. Будь готова. Обо всем и о твоей дальнейшей судьбе поговорим, когда тебя выпустят из тюрьмы. Папа в Красноярске.

На следующий день Юра снова отправился в тюрьму, надеясь, и не зря, на то, что приказ МВД о выдаче ему на руки Оксаны туда уже поступил. У меня было сильное желание пойти вместе с Юрой, но он мне отсоветовал, опасаясь, что я не одолею в общей сложности примерно десять километров пути, и поэтому предложил мне ждать в Доме колхозника. Однако мое нетерпение росло с каждым часом, и я пошел по направлению к тюрьме. Скоро я их увидел — Юра нес большой чемодан с вещами, а Оксана — рюкзак.

Произошла наша с Оксаной встреча со щемящим чувством радости, со слезами. За прошедшие полгода после нашей разлуки в баимском лагере Оксана очень исхудала, выглядела утомленной, но на бледном худом лице сияла счастливая улыбка от сознания того, что она вырвалась из каменного мешка и что ее не отправили в ссылку на Крайний Север. И вот теперь она идет свободно по земле не под дулами автоматов, а в окружении дорогих ее сердцу людей. Оксана сказала нам:

— Опоздай Юра на одни сутки, я была бы уже на барже с большой партией ссыльных, которую угнали вниз по Енисею в Дудинку, то есть за Северный полярный круг. Накануне твоего прихода, Юра, в нашей камере было сорок две женщины. Поздно вечером их всех, кроме меня и еще одной заключенной, вызвали на этап в Дудинку. Я сразу догадалась, что администрация тюрьмы уже получила распоряжение выдать меня на руки Юре.

— Но, мама, родная, я должен тебя огорчить: тебя направляют в ссылку в Большую Мурту, — с горечью выложил Юра.

— К тому, что мне предстоит ссылка, я подготовлена. Иначе для чего меня снова посадили в тюрьму вместо того, чтобы по окончании срока отпустить на свободу. Но одно то, что я избавлена от страшной ссылки на север за полярный круг, а буду отбывать ее в Большой Мурте, где-то недалеко от Красноярска, — огромное облегчение. И этим я обязана только тебе, сынок.

В нашем распоряжении было целых два дня. Мы решили познакомиться с городом, переночевать здесь же, а завтра под вечер двинуться в Большую Мурту.

Тогда, в 1951 году, Красноярск сохранял свой довоенный облик: черные бревенчатые здания, в основном одноэтажные, построенные в прошлом столетии, немощеные тротуары. Город расположен в долине и сдавлен с обеих сторон холмами и возвышенностями. От железнодорожного вокзала до речного порта на Енисее, где был уже возведен большой речной вокзал, шла главная улица — прямая магистраль, протянувшаяся примерно на пять километров. В основном город располагался на одном берегу Енисея. С другим берегом, на котором впоследствии вырос новый Красноярск с огромным промышленным комплексом, город был связан мостом.

Мы шли по главной улице и с жадным любопытством разглядывали все, что попадалось на глаза. Интересно было все — и своеобразие большого сибирского города, и толпы народа, суетливо и поспешно снующего во всех направлениях, и общее оживление на улицах, площадях, в магазинах, всюду. За десять лет лагерной жизни мы отвыкли от подобного зрелища свободно передвигающихся людей, у которых на уме свои дела, планы, намерения, далекие от лагерной жизни.

Зашли в несколько промтоварных магазинов, поинтересовались небогатым еще в ту пору ассортиментом товаров и обзавелись необходимым минимумом кухонной и столовой посуды.

Подошло обеденное время. Зашли в столовую, заняли отдельный столик. Скромный обед из трех блюд после лагерной баланды показался мне и Оксане необыкновенно вкусным и обильным. Как приятно было сознавать, что сидим вместе за столиком, в свободной непринужденной обстановке после такой долгой разлуки. Сколько было пережито за военные и лагерные годы! В те годы каждому из нас грозила опасность погибнуть — Юре на фронте, Леночке в голодном Киеве во время оккупации, а мне с Оксаной — в лагерях в далекой Сибири.

Правда, впереди нас ожидало еще одно испытание — ссылка. Но в сравнении с тем, что было пережито, она не представлялась нам столь ужасной. Главное то, что каким-то чудом никто из нашей семьи не погиб. Юра скоро закончит институт и будет инженером. Лена уже работает на Уральской сельскохозяйственной станции, а мы с Оксаной как-нибудь просуществуем в ссылке, подыскав себе работу.