- Динго, - уверенно произнесла Чили. Престозух может и выглядит ужасающе, но эти твари прикончили Феликса и гнались за ней.
- Москиты. В Неделю дождей их приносят ветра с Великих Болот. А с ними малярию. Раньше, говорят, хворь лечили. Сейчас нет. Гарантировано туда, - Паха указал в небо.
- Вот эти вот? - Чили на ногте показала размер опасности.
- Ага. Вот эти.
- И спастись нельзя? - недоумевала Чили. Москиты? Мелюзга!
- Можно. Если ветер будет дуть в другую от тебя сторону. Такое вот незамысловатое лекарство.
- Тупизм конкретный. Умереть от укуса какой-то малюсенькой, даже не твари - пакости!
- Конечно, глупо.
- И что совсем-совсем никаких шансов?
- Почему же есть один.
Какой способ он не открыл. Она, разобидевшись, не спросила. Хотя глупо обижаться и не на что.
Паха просто так не разлеживался. Занимался интенсивным лечением ноги - смазывал кедровой живицей из бутылочки и не расставался с биноклем, осматривая округу. Наблюдения настроения не прибавляли.
Хлопоты у костра доконали Чили. Чтобы не изводиться у огня в жаре, надо встать рано. А как встанешь, если спать охота? А спать охота, ночью комарье жрет и ничего от него не спасает. Пока растележишься (Пахино словцо) завтрак к обеду готов, обед к ужину, а ужин к первым звездам. Все бы ничего имей она возможность смыть с себя пот и соль трудов, но вода вот она под боком, а нельзя! Нельзя в реку! Хоть в болото-то, к лягве, можно?!
На все просьбы и требования Паха непреклонно отвечал так.
- Грей воду и купайся.
- Как же в котелке купаться, - злилась Чили.
- А так! В кружку и на голову. Или на ладошку и... Сказано, в воду не лезь, вот и не лезь. Я же терплю.
- Ты можешь полгода терпеть...
- За полгода не скажу, - припомнил Паха утешить исстрадавшуюся по мытью деву. - Однажды, почти два месяца воду только во фляжке и видел. Потом неделю откисал, из реки не выходил.
Второй вопрос, который оставался не решенным, вопрос возвращения. Чили даже пригрозила.
- Мне нужно к заводу! Нет!? Одна пойду!
- Зачем интересно знать?
- Там ребята.
- А они что там оставили?
- Надо.
- То, что надо давным-давно растащили. Еще до моего рождения. Боезапас подчистую вымели. Ни патрона не оставили. Нет там никакого завода, и не было. Склады армейские.
- А оборудование? Машины?...
Паха присвистнул - чего захотела!
-...Радиолокатор? Метеовышка?
Паха отрицательно замотал головой.
- Заводом называют из-за трубы. Она сама по себе торчит. Что-то строить собирались, дорогу с той стороны удобную проложили, да не успели видимо.
- Все равно пойду! - заупрямилась Чили. Обидно было не за вранье, что им скормили, за Рапторов... за Лонко и Юшенг, за Феликса...
Девушка с трудом сглотнула подступивший к горлу ком.
- У них даже оружия нет...
Паху не поколебать. Он не жалостливый, он просто давно на войне, где все против всех и редко кто прикроет спину.
- Тогда я сама, а ты...
Ей протянули бинокль. В тени покосившейся бетонной плиты, положив голову на лапы, лежала огромная псина.
- Не тебя провожать? - спросил Паха.
- Всего-то? - храбрилась Чили. - Одна.
- Один. Полоса на спине.
- Ну, он.
- Динго стаей живут. Не знаешь?
- И что делать? - не очень боевое поведение Пахи сбило Чили с толку. Автомат есть, патроны. За чем дело стало?
- Двигать в нужную сторону.
- Бежать?
- С этими, - Паха указал на пса, - лучший выход бежать. Близкий с ними контакт всегда не к пользе человека оборачивается.
Что она может ему возразить?
- А сможешь? С ногой, - где-то в её мыслях теплилась надежда. Если останутся, значит, вернутся.
- Придется смочь, - расплывчато ответил Паха.
Первое что он сделал, сходил к болоту и выловил лягву. Как умудрился непонятно. Чили не видела. Добычу завернул в мокрую тряпку, а поверх полиэтилен. На её немой вопрос зачем, так же немо ответил - надо. В том же болоте утопил вещи тюхалы. Закончив с приготовлениями и собрав пожитки, Паха придирчиво проверил рюкзак Чили. На два раза подергал ремешки, застежки, пуговицы.
- Терпимо, - таков его вердикт.
В уголья сунул сырую дровину, бросил охапку сырой травы. Костер задымил.
- Вроде мы еще здесь, - пояснил Паха обманку.
*** Город. В дни предыдущие.
Головач потыкал окурком в переполненную пепельницу, рассыпая жамканные фильтры и старые бычки. Долго, через нос, выдохнул последнюю затяжку. Помахал, разгоняя терпкий, махорочного привкуса, сизый дым. Курить он себе позволял, только когда не лез в подземку или тоннели.
Ему полтинник с хвостиком и хвостик скоро дотянется до шестидесяти. Наемник сед, хмур, зарос щетиной и устал. Люди его нисколько не знавшие, или встретившие впервые, пожалеют, дошел мужик. Головач никогда на жалость не разменивался. Как в землю кинут, тогда пусть и жалеют, плачут, красиво и длинно говорят. А пока жив... дел полно.
- Давай по последней, - предложил Головач. - Завтра рано на службу.