Сталки. Лес (СИ)

– Да не заблужусь я! – сердито ответила Ксюня и чуть помягче добавила: – А проводить, пожалуй, стоит: у нас же сегодня не получилось такой беседы, как вчера или позавчера…

– И не надо, – сказал Лас, трогаясь с места и призывая остальных сделать то же. – Можно ведь просто пройтись и полюбоваться чудесным вечером; к чему нам какие-то слова?

– Только не до дома! – попросила Ксюня. – У меня там…

– Хорошо, – сказал Стан. – Значит, просто прогуляемся по берегу реки.

Так они и пошли – втроём: Ксюня – посередине, Лас и Стан – по сторонам, но не в обнимку с ней, а всего лишь рядом, как хорошие друзья. И от этого молчания, будто связывавшего их в тот вечер лёгкой незримой цепью, они все получили больше удовольствия, чем за последние несколько десятков дней, вместе взятых.

Когда Ксюня решила, что ей на самом деле пора домой, и убежала, Лас со Станом остались вдвоём. Встав друг напротив друга в паре сагней от реки, они посмотрели друг другу в глаза и приготовились к серьёзному разговору.

– Может, всё же скажешь, что случилось? – спросил Стан. И на этот раз отвертеться от ответа Ласу было бы намного труднее.

– Квильд приставал к Ксюне. И я не очень вежливо попросил его уйти.

– Ну ничего себе!

– Знаешь, мне кажется, что его к сталочкам вообще подпускать нельзя. Надеюсь, я – хотя бы на время – отвадил его от них. Но… с таким придурком ничего нельзя знать наверняка…

– Я буду следить за ним, – пообещал Стан и взглянул на Ласа, как бы добавляя: «И за тобой тоже».

– Мы будем, – поправил его Лас. И подумал: «Я Ксюню в обиду не дам. Никому».

– А как ты сам к ней относишься? – вдруг спросил Стан. Причём без подсказок было понятно, о ком он говорит.

– Если ты о Ксюне, – ответил Лас, изо всех сил стараясь сохранять твёрдость в голосе, – то она мне нравится. И я хочу, чтобы в будущем она была моей.

– А если я хочу того же? Ты уверен, что сможешь мне помешать?

– Не знаю, – честно сказал Лас. – В конце концов, у Ксюни по этому вопросу может иметься собственное мнение. Да и вообще – есть ещё Лина. У кого не удастся с Ксюней, у того будет запасная возможность. И мне не хотелось бы, чтобы это был я.

– Ну смотри: я за Ксюню буду готов на всё, – проговорил напоследок Стан, собираясь уходить.

– Я тоже, – тихо ответил Лас. – Я тоже.

16

После той истории Квильд снова начал тренироваться отдельно от остальных подсталкров; этому способствовало и то, что велк Круз закончил свои дела, связанные с охотой на мутов в целях обеспечения деревни мясом накануне праздника.

Кроме того, Квильд перестал по вечерам появляться на берегу реки и общаться с другими юношами и девочками (Лина не приходила всего два–три дня: болезнь матери оказалась неопасной и не очень тяжёлой, так что постоянный уход уже не требовался). Лас, Стан и Ксюня молчали о том случае, и поэтому Плющ с Линой пребывали в счастливом неведении насчёт того, что едва не случилось и всё не разрушило.

Всё – в смысле складывающиеся отношения между парнями и сталочками, уже имевшие под собой некоторый фундамент. Ксюня со всё большей теплотой смотрела на Ласа, а он – на неё; Стан тоже заглядывался на Ксюню, а Лина – на Ласа, но вот это результата не приносило, зато имело последствия, которые открыто пока не проявлялись.

К примеру, Стан начинал ненавидеть Ласа. Мало того, что тот бегал и плавал быстрее его, так ещё и девочку как-то умудрялся постепенно охмурять! В общем, грядущий конфликт становился не только неизбежным, но и скорым.

А Лина стала как-то по-другому относиться к Ксюне – за то, что той больше благоволил Лас, которого тонкая черноволосая вредина мечтала сделать своим. Так что и между девчонками назревало выяснение отношений.

А случай вскоре представился – и для того, и для другого.

17

Деревня Сталочная, 29-й год после Звездопада, 100-й день весны (праздник Конца года).

С самого утра в деревне царило радостное оживление. В тот день все (по крайней мере, большинство) встали пораньше, чтобы побыстрее разобраться со своими делами и предаться заслуженному отдыху.

Праздник Конца года… Созданный в память о трагическом событии почти тридцатилетней давности, он за несколько лет превратился во всеобщее гулянье, как будто Звездопада, о котором следовало помнить, не случалось вовсе. Конечно, в «программе» праздника была и памятная речь велка Зора о том страшном событии, но лишь как символ, отличающий это празднество от остальных. А вообще Конец года отмечался с огромным размахом по сравнению с остальными особыми датами: обильная еда, напитки (в том числе и самогон) и связанное с этим неудержимое веселье делали его фактически одним из главнейших событий года, когда сталки, предаваясь радости перед сезоном тяжёлой работы, совершали иногда самые важные, а иногда и самые безрассудные (впрочем, одно другому не мешало) поступки в своей жизни. В этот день (и, естественно, ночь) создавались и распадались семьи, находились и терялись друзья; это было время больших дел и больших перемен.