Сталки. Лес (СИ)

– Жалко. – Лас пожал плечами. – Но знаешь, Стана мне тоже жалко. Только подумай: вечера наедине со сталочками накрылись, все были против него, а ему самому не удалось – в отличие от Плюща, будь тот на месте Стана, – продумать, как со всем этим справиться. Он решился на крайние меры – и облажался. Так что его можно разве что пожалеть.

Лас и Ксюня стояли бок о бок на восточной окраине селения, рядом с домом Ласа, и наравне ещё с парой десятков любопытствующих дожидались, когда сюда приведут Стана и навсегда выпроводят его из деревни. В отличие от всех остальных (и даже, скорее всего, Ксюни), пришедших просто поглазеть на приведение в исполнение вынесенного Советом велков приговора, Лас решил присутствовать при изгнании Стана, чтобы проводить своего, как он надеялся, нового старого друга и поддержать его в такой трудный момент. И Лас надеялся также, что Стан отплатит ему за это добром, а именно – помощью в разгадке тайны той непонятной железяки.

– Пожалеть можно, – согласилась с ним Ксюня. – Но простить… не знаю. Я бы не смогла.

– А ты попробуй – вдруг получится?

– После всего, что он сделал нам с тобой и Лине с Квильдом?! Ты шутишь?!

– Разве ты такая злопамятная? Надо уметь прощать – и, возможно, другие это оценят.

– В том-то и дело, что – возможно…

– Если что, я его простил.

Ксюня не стала издавать очередное изумлённое восклицания – всё отразилось в её глазах, когда она, услышав эту реплику, потрясённо взглянула на Ласа.

– И тебе советую, – продолжал тот. – Если долго держать в себе зло, оно разъест в тебе всё твоё добро, а само останется в тебе, и в итоге будет только хуже – главным образом тебе самой.

– Что ж, – вздохнула Ксюня, – я тоже попробую его простить. Но ничего не обещаю.

– И этого достаточно, – улыбнулся Лас – и приобнял сталочку за талию. – А как у нас с решимостью? Ещё не готова?.. – Ксюня промолчала, и подсталкру показалось, что это значит – «нет». – А что так?.. Сколько, кстати, тебе осталось до совершеннолетия?

– Год и тридцать четыре дня, – сказала Ксюня. – Я родилась в четвёртый день осени. – Девочка посмотрела Ласу в лицо и заметила отразившийся на нём неподдельный интерес. – А что?

– А я – в шестьдесят седьмой.

– Для чего ты мне это говоришь?

– Просто чтобы ты знала. Мы оба, получается, родились осенью…

– Лас, – вдруг повернулась к нему Ксюня. – Я отказываю тебе в… этом не потому, что не готова; просто сейчас неподходящее время: одного убили, другого выгоняют, а мы, значит, должны радоваться жизни?..

– Может, пока и не должны, – задумчиво проговорил Лас, глядя куда-то вдаль. – Может, ты и права… Знаешь, а сталкатлон никто не отменял, так что мне всё же придётся заниматься день и – иногда – ночь… Слушай, а как твой Старик? Продолжает меня ненавидеть?

– По-моему, теперь не только тебя, но и вообще всех, – вздохнула Ксюня. – Сегодня после заседания он пришёл домой сам не свой, достал из тайника в полу кувшин самогона – у нас в доме знаешь сколько этих тайников!.. как будто все члены семьи за последние двести лет считали своим долгом что-нибудь где-нибудь там спрятать… – короче, достал он кувшин и (поверишь, нет?) одним махом вылил его в себя. Я не стала спрашивать, что у него там стряслось (наверняка что-то неприятное), потому что в таком состоянии он способен на всё, и тихо смылась. Не знаю, как он будет себя вести, когда я приду домой, – надеюсь, будет спать…

– О чём речь, – можешь сегодня переночевать у меня: я всё равно один живу…

– Нет, ты что! Если он ночью проснётся, а меня нет, – это же ужас, что тогда будет!..

– Как всё сложно…

– Тихо, – вдруг прошептала Ксюня. – Идут!

Это Лас уже и сам видел. Опального подсталкра – всё ещё со связанными руками – вели велки Зор и Круз: один шёл впереди, другой – позади, держа концы верёвки, стягивающей запястья Стана. Шли медленно, чтобы все могли вдоволь на это полюбоваться. Всё-таки это не хухры-мухры, а событие – пусть и не очень приятное.

«Процессия» остановилась примерно на середине пространства между домами и лесом; стали расступились: становиться на пути у велков и убийцы никому не хотелось. Велк Зор развернулся, оказавшись лицом к лицу со Станом, и проговорил, соблюдая какой-то ритуал:

– Подсталкр Стан, ты приговариваешься к пожизненному изгнанию из деревни. Желаешь ли ты что-нибудь сказать перед этим?

– Нет, – подумав, ответил Стан. – Ничего.

– Так как твой мачет, ставший орудием преступления, был утерян, я вручаю тебе свой старый. – С этими словами велк достал из-за пазухи ещё одни (помимо тех, что висели на поясе) ножны с десятивреховым «ножичком».

Круз развязал руки Стану и отступил на шаг. Стан принял от велка Зора оружие и слегка поклонился, благодаря.

– Отныне и навеки ты не имеешь права входить в Сталочную под угрозой смерти. Также ты будешь убит при обнаружении в лесу. Отныне ты не сталк и не подсталкр. Иди в лес, и да пребудет с тобой Первосталк.