Безоблачное небо над головой не предвещало ничего хорошего: на дальнем пути в глубокий тыл противника одинокий самолет будет весьма соблазнительной целью для каждого встречного немецкого истребителя. Но в данный момент исправным был лишь мой СБ, а поставленную задачу требовалось решить во что бы то ни стало.
Было в этом вылете и что-то радостное для меня: маршрут пересекал хорошо знакомые с детства места. В частности, предстояло сфотографировать Идрицкий аэродром, на котором я мальчишкой увидел первый раз в жизни «настоящий» самолет.
Виктор Ушаков с досадой взглянул на свой обставленный стремянками бомбардировщик, вокруг которого сновали авиационные механики, посоветовал весь полет выполнить на предельно малой высоте, обходя населенные пункты, а фотографировать с горки, после чего сразу же снова прижиматься к земле. Действительно, только правильно выбранные маршрут и профиль обеспечивали какую-то надежду на успешный дневной полет одиночного самолета в глубокий тыл врага.
Вопреки принятым разведчиками правилам, я все же приказал оружейникам подвесить бомбы на всякий случай и по готовности взлетел. Исходный пункт маршрута — Хижицкие озера. От них веду машину в десяти километрах южнее железнодорожного перегона Великие Луки — Себеж. Между Себежем и Идрицей выполняю разворот на новый курс и с каким-то непередаваемым волнением осматриваю пролетаемую местность. Здесь мною исхожены все тропы, знакома каждая лесная дорожка. Но сейчас сверху ничего не могу узнать, все выглядит иначе. Да и время оставило свой след: другие ребятишки протоптали новые тропы, по этой земле с боями прошли целые армии, где-то на ней сейчас пролегают тайные партизанские пути.
Очень хочется взглянуть на станцию и поселок, по это не входит в мое задание, да и рисковать я не имею права ни экипажем, ни теми еще не добытыми разведывательными данными, которых ждет командование. Поэтому вновь разворачиваюсь и выхожу на Люлинское озеро. С опушки прибрежного леса по самолету ударили малокалиберные зенитные орудия, прикрывавшие железную дорогу. Прав был Ушаков, когда советовал держаться подальше от станций и городов. Даже такой «мирный объект», как склад сена, оказался нашпигованным вражескими автомашинами. К встрече с нами здесь явно не были готовы, лишь несколько коротких автоматных очередей сопроводило наш самолет.
Вот и аэродром. Круто набираю высоту и веду машину прямо через центр летного поля. «Улов» неважный: на дальней стоянке только три вражеских самолета, да и те, кажется, неисправные. Все же проходим над ними и включаем аэрофотоаппарат — ведь командованию нужны объективные данные. Штурман сразу же дает новый курс — на Витебск, где расположен наш очередной объект разведки, но я приказываю приготовиться к бомбометанию и разворачиваюсь к сенному складу.
Враг уже опомнился. С небольшой высоты вижу, как навстречу нам брызжут сотни автоматных и пулеметных очередей. Некоторые бьют трассирующими пулями.
Бомболюки открыты. Фашисты бросаются врассыпную, но поздно — бомбы пошли серией. Делаю нечто вроде боевого разворота и наблюдаю, как горят грузовики, как мечутся в дыму и пламени ошалевшие от страха захватчики. Жаль, что больше нечем их угостить, да и времени нет — надо выполнять основное задание! Аргунов дает уточненный курс, и мы продолжаем полет в тылу врага.
Когда вернулись на свой аэродром, здесь уже собрались все экипажи, которые участвовали в ночном вылете. Быстро сдаем отснятую пленку, маскируем самолет и торопимся к командному пункту, где приказано собраться личному составу. Начальник штаба полка капитан Фомин зачитал приказ командующего фронтом, в котором отмечалось, что противник измотан, не способен уже вести наступательные операции или оказывать серьезное сопротивление. Поэтому войскам фронта приказано перейти в решительное наступление.
Наконец-то! Радостную весть встречаем громким «ура». Вот он долгожданный праздник на нашей улице. Теперь и задачи у нас будут иными: не сдерживать волны вражеских полчищ, а помогать продвижению наших сухопутных войск, громить опорные пункты противника, его резервы, расчищать путь пехоте. Никого в те радостные минуты не смутил слишком резкий поворот событий — реальных и ожидаемых. Ведь мы этого ждали со дня на день, неудачи расценивали как недоступные нашему пониманию, может быть, тонкие оперативные ходы высокого командования, которое расчетливо готовит неожиданный и всесокрушающий удар по врагу. Я лично уже мысленно рисовал захватывающую дух картину: на рассвете вместе с нами в небо поднимаются многие сотни незаметно сосредоточенных на полевых аэродромах новейших советских боевых самолетов. На позиции врага обрушивается лавина бомб, снарядов, пуль. И вот уже в прорыв введены наши танковые и стрелковые части. Над полем боя проносятся краснозвездные бомбардировщики, штурмовики, истребители. Враг в панике бежит, теряя боевую технику, неся неисчислимые потери.